Благопристойный вид, не поспоришь! Открыты только лицо и руки, да носочки серебряных туфель выглядывают из-под подола. А что ни один из мужчин, даже угрюмый Малкольм, не может глаз оторвать и пара северян рядом с Эйнаром задышали чаще, так это дело мужа — следить, чтобы жену лишним вниманием не оскорбили. Эйнар стиснул зубы, мрачно радуясь, что вольфгардцы добровольно признали себя гостями, а про леди можно много чего сказать, но вертихвосткой не назовешь. Хотя… для него она никогда так не наряжалась. И йотун побери, ярл и она, оба высокие, стройные, беловолосые и надменно красивые, рядом смотрятся то ли как брат и сестра, то ли как половинки единого целого. У Эйнара даже заныло что-то внутри от этой картины. Что-то дурацкое, глухое, недоброе…
— Мы с супругом рады принимать вас и ваших людей, ярл Хёгни, — едва разомкнув губы, сказала леди без малейшей улыбки, глядя на Рагнарсона спокойно и внимательно, будто поверх арбалетного прицела. — Войдите в наш дом и будьте в нем желанными гостями.
Рагнарсон учтиво поклонился. И леди кивнула в ответ — резким быстрым движением, будто отдавала честь врагу перед поединком.
А проклятый ярл улыбнулся, и Эйнар увидел, как на мгновение расширились его ноздри, втягивая воздух, а глаза блеснули золотом.
— Господа гости, — очень вовремя провозгласил Тибо, появляясь в дверях. — Купальня ждет! Не изволите ли освежиться перед ужином?
В купальню? Ага. Неплохо бы притопить там кое-кого… излишне нюхливого. Эйнар мрачно кивнул и, посмотрев последний раз на жену, ответившую ему насмешливым взглядом, повел «желанных гостей» мыться.
В купальне, полной горячего душистого пара от кипяченных в воде веток можжевельника, стало уже неважно, кто ярл, кто лорд, а кто простой воин. Впрочем, простых Рагнарсон с собой не брал, волки были на подбор матерые. Разве что оруженосец вряд ли чем отличился, но какие его годы?
Эйнар мылся вместе со всеми, подливая горячую и холодную воду в бадьи, слушал соленые шутки про дорвенантских девиц и по привычке ждал неприятностей, но его всего разок хлопнул по плечу один из двух побратимов, заявив, что при такой жене и он бы остепенился. Второй хохотнул, что за такой побегать надо, а она не всякому себя догнать позволит; у тебя же, братец Сигурд, ноги коротки и хвост тяжелый. Ничего обидного в этой болтовне не было, и Эйнар успокоился, только все равно пару раз поймал на себе внимательные, будто оценивающие взгляды ярла.
А потом ему принесли чистую одежду, и Эйнар, извинившись, первым вышел из купальни, пользуясь законным правом и долгом хозяина присмотреть за подготовкой к угощению. Поднялся на второй этаж, прошел коридором, тоже изменившимся, как по волшебству. Заправленные маслом лампы на блестящих, без следа копоти крюках, вымытые и натертые чем-то полы… Крепость сияла, чистая и даже будто потеплевшая. Он вспомнил запах жареного мяса во дворе, новые полотенца в купальне… И это всё за два дня?
— Еще ведь гостей разместить надо где-то, — сказал он вслух сам себе.
— Без тебя догадались, — фыркнул Тибо. — Вон, шесть комнат готовы.
Эйнар иногда всерьез подозревал, что в родстве у итлийца затесался кто-то из Малого народца. Ну не может обычный человек появляться из ниоткуда.
— В северном крыле? — повернулся он к сержанту. — Да там хуже, чем в собачьей будке!
— А ты посмотри, — ухмыльнулся Тибо. — И не забудь жене поклониться… милорд.
Не обращая внимания на ехидство, Эйнар заглянул в ближайшую комнату. Окинул взглядом все внутри, помолчал, спросил тихо:
— И что, везде так? Белье, кровати, канделябры… Очаги топятся…
— И канделябры тоже, мать их барготову! — с чувством отозвался Тибо. — Начищенные и со свечами, сожри их Баргот вконец. И шкуры на полу, ага. И мясо свежее для гостей и гарнизона, и стол уже ломится от всего, и это ты еще обеденный зал не видел, небось. Не видел же?
— Не видел, — сознался Эйнар. — А что там?
— Не скажу. Но если б не леди твоя, Баргота лысого мы бы столько сделали. Ладно, пойду я тоже переоденусь в чистое да гостей из купальни заберу, а то как бы они там хвосты не отрастили. Зачем нам в купальне такая толпа мужиков-русалок? Были бы еще девицы…
— Хавманы, — мрачно сказал Эйнар ему вслед. — Морские люди зовутся хавманы и хавфруа. Хотя какая разница?
Он уже повернулся, чтобы уйти, и замер. Впервые в жизни в глазах потемнело не от удара по голове, а само по себе. И горло перехватило так, что не вдохнуть. Мелькнула глупая, беспомощная и подленькая мысль, что это ему в наказание. Засмотрелся на другую женщину — и вот. Но эту глупость Эйнар тут же отбросил. Разве она может быть наказанием? Да будь это последним, что он увидит в жизни, — и то бы не отказался!
— Мари… — прошептал он, глядя на призрак.
Точно такая, как при жизни! Правда, двенадцать лет назад… Рыжие косы, круглое веснушчатое лицо, стройная фигурка. И платье. Боги! Зеленое платье, в котором Мари стояла у алтаря! Даже белое кружево накинуто сверху, не столько для тепла, сколько для красоты. Как же так… За что? Зачем?! Неужели вернулась?! Сама?
— Папа? — сказал призрак неуверенно, и Эйнар прозрел.