Стальной шторм. Арктический блицкриг

Матвиенко выругался, машины разделяла какая-нибудь сотня метров. Перед глазами Николая мелькнули ромбовидные крылья «Молнии», выпирающие из хвоста фюзеляжные балки, эллипсоидный цилиндр GBU-12. Казалось, что до врага можно было дотянуться рукой…

Бортовая пушка вздрогнула, фюзеляж «Фристайла» отозвался тяжелой дрожью. Ярко-желтые гильзы авиационных снарядов промчались под крыльями самолета и рухнули в холодную воздушную бездну.

Корпус «Молнии» воспламенился, двигатель машины перешел в пульсирующий режим, сопла извергли прерывистую огненную струю. Ооновский пилот попытался удержать перехватчик в воздухе, но не сумел справиться с управлением: истребитель перевернулся вниз головой и врезался в верхний этаж блочного дома.

Внизу, под крыльями «Фристайла», раскрылся адский желтовато-красный цветок. Огонь устремился вверх, его высокая температура поддерживалась парами горящего топлива. Над местом падения поднялась черная вуаль дыма.

– Красный-лидер, противник сбит!

– Рад слышать, Красный-2. Никонов поставил перед «Звездой» очередную задачу. С базы только что поднялся транспортный Ми-26. Объект «Ореол» надо взять под опеку и довести «за ручку» до Южного городского района. Экипаж должен принять ценный груз. Детали мне неизвестны, но Никонов считает задачу приоритетной.

– Будет сделано, командир!

– Поддерживай связь с Северским и избегай контакта с вражескими машинами. Над западным побережьем Бернадотта только что прошла формация ооновских истребителей-бомбардировщиков. Держись от них как можно дальше.

Сергей замолчал, а потом добавил:

– Удачи, Николай!

Глухой гул выстрелов растворился в гнетущем рокоте небес. В рамах зазвенели осколки уцелевших стекол, на бетонный пол рухнула стеклянная бутылка. Смирнов оторвался от держателей боеголовки и повернулся к окну.

Многообразие окружающих звуков поглотил рык приближающегося воздушного чудовища. Рокот становился невыносимым. От него болела голова, в душе рождалось липкое чувство страха. Чудовищная машина приближалась, неумолимо мчалась сквозь призрачную снежную пелену.

Наконец мгла разошлась в стороны, ураганом устремилась к небу. 30 метровые винты громадного геликоптера с ревом перемололи ледяной воздух, а потом над крышами разбитых домов мелькнула синеватая туша шестидесятитонного вертолета ^[57]. На фюзеляже машины отчетливо выделялись красные звезды и темно-серая цифра «67».

Винтокрылый колосс промчался над развороченным домом, оставив позади себя мощнейший вихрь восходящего воздуха. На улицу вырвались разбросанные по коридору бумаги, кусочки строительного крошева и уцелевший в пожаре мусор. Пламя горящих машин утратило первобытную мощь, а потом рвануло к небесам, поднявшись до окон второго этажа.

Удаляющийся вертолет окутался ледяным покрывалом снега и умчался в сторону центральной площади.

Громадная машина произвела впечатление на офицера и удивила засевших в здании солдат. Тепляков отвернулся от окна и медленно закрыл рот. Смирнов поправил на голове каску и тихо крякнул.

Не успели солдаты отойти от шока, как на поясе лейтенанта зажужжала коротковолновая рация. Из ее пластиковых внутренностей донесся суровый озлобленный голос:

– Старлей, где ходишь? Вертолет видел? За тобой прислали! Хватай свою игрушку и шагом марш на площадь Нефтяников. Держись Восьмой улицы, по Десятой работают самолеты.

Здание вздрогнуло, земля заходила ходуном. Фронтовые бомбардировщики Никонова сбросили на ооновские позиции смертоносный груз и, разбрасывая светляки тепловых ловушек, прошли над пылающими домами.

Переждав истребительный рев, лейтенант задал ответный вопрос:

– Какова ситуация в десятом секторе?

– Не слышу! – рявкнул в передатчик Катков. – Хватай устройство и вали на площадь. Конец связи.

Старлей отключил рацию, прошипел недовольным уставшим тоном:

– Раскомандовался старый баран. Сам сидит под прикрытием брони, а нас под пули посылает. Его бы сюда… Хотя бы на пару минут. По-другому бы заговорил.

Услышав брюзжание лейтенанта, Лисицын оторвался от генератора.

– Что полковник сказал? По делу или опять советы дает.

Старлей ткнул пальцем в боеголовку.

– Никонов хочет получить вот эту игрушку. За ней вертолет и прилетел.

– Куда тащить-то? – устало отозвался сержант.

– На площадь Нефтяников.

– Не ближний свет. На перекрестке-то почему не сели? – раздосадованно протянул Тепляков.

Ответ Лисицина был быстрым и безжалостным:

– Меньше вопросов задавай, Паша, и чаще голову включай.

Как сержант и предполагал, ящик оказался тяжелым. Спуск его был сущим мучением: руки налились свинцовой тяжестью, болтающийся на груди автомат бил по твердым пластинам бронежилета. Первый десяток ударов сержант перенес легко, на втором десятке Лисицын поморщился, третий десяток отдался в груди тяжелой пульсирующей болью.