Стальной узел

Моложавый подтянутый майор, представившийся помощником начальника штаба дивизии, встретил артистов очень радушно. Для фронтовой бригады приготовили помещение в полуразрушенном здании школы. Два класса в уцелевшем крыле очистили от мусора и разбитой мебели. Поставили солдатские железные кровати и сбили несколько деревянных лежанок. Во дворе школы организовали даже баню, установив большую штабную палатку с печкой-буржуйкой.

Когда бригада артистов стала спускаться с помощью бойцов из кузова машины, Лиза замерла, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами. Почти год прошел с тех пор, как она оказалась с ранением ноги в госпитале, как они встретились, а потом вынужденно расстались с Колей, как она покинула прифронтовую полосу. И сейчас все эти воспоминания нахлынули снова. Это был другой городок, другие люди, но внутренне все оставалось прежним. Наверное, тонкая душа музыканта чувствовала атмосферу близости фронта, атмосферу сурового мужского быта. Война, тут не место сомнениям и терзаниям. Все просто, и все подчинено одному – подготовке к бою, отдыху между боями. И самим сражениям, конечно, тоже. Лиза там, в Куйбышеве, пыталась снова и снова представить, каково это каждый день находиться в шаге от смерти, привыкнуть к этому, идти на смерть во время каждого боя. А потом, если ты остался жив, не ликовать, не праздновать, а снова готовиться к следующему бою и прощаться с погибшими товарищами. Как же это трудно! Какими монументами нужно почтить память тех, кто прошел через кровь и боль, кто день за днем живет во этом кошмаре, тем, кто защищает Родину не щадя себя, кто живет и снова идет в смертельный бой.

– Дочка, ты что мешкаешь? – раздался снизу голос. – Прыгай давай.

Лиза опустила голову и увидела насмешливое и доброе лицо солдата с густыми прокуренными усами. И не было в его лице ничего сурового, каменного. Улыбчивый дядька, который по возрасту годился ей в отцы. И глаза добрые, теплые.

– Испугалась, пигалица?

– Я сейчас, дядечка, – заулыбалась Лиза, у которой вдруг на душе стало необыкновенно хорошо от ощущения человечности, от ощущения потребности этих людей в простой солдатский форме слушать и слышать музыку.

А ведь они рады нам, мы ведь для них частичка мирной жизни, частичка того, что осталось дома, там, где их семьи или где воспоминания о чистом и светлом довоенном времени. И Лиза подала руки, позволила поймать себя и поставить на землю. И дядечка в солдатской форме отряхнул ее старенькое пальто и подал небольшой вещмешок, который Лиза забыла в машине.

– А ты, что ли, певица? – спросил солдат, продолжая смотреть на девушку добрыми глазами.

– Ну, не совсем, – засмеялась Лиза. – Я еще только учусь, но я обязательно стану певицей, музыкантом!

– А нечто на певиц учат? – искренне удивился солдат. – На механизаторов учат, знаю. Сам учился. Другим рабочим специальностям учат, а чтобы на певиц… Ну ты меня, дочка, удивила!

– А вы думаете, что певицами рождаются? – снова рассмеялась Лиза.

На душе у девушки было очень волнительно и хорошо. Она была здесь, приехала, где-то здесь и Коля. И она обязательно его встретит. И солдаты – такие душевные и простые люди. И ей хотелось смеяться и петь, петь для этих людей, разговаривать с ними со всеми, видеть их глаза. И хотелось, чтобы все вокруг тоже улыбались.

– Я думал, что как у нас на селе, – развел руками солдат. – Как от батьки с мамкой дар появился, так и поют за околицей на зорьке вечерней да на свадьбах. И все село знает, в каком доме певунья живет и откуда ее звать на праздники и гулянья. А оно вон как! Учиться, говоришь, нужно?

– Обязательно учиться, – уверенно заявила Лиза. – Чтобы что-то делать хорошо, этому надо обязательно учиться. Дядечка, а скажите, где у вас тут танкисты?

– Ишь ты какая? А на что тебе танкисты?

– У меня там… – Лиза замялась, не решаясь произнести то, что давно уже чувствовалось внутри, с чем она сроднилась. Но это было ее личное. Все же она собралась с духом и выпалила: – У меня там жених!

– Ну, если жених, так надо было написать ему, что ты приезжаешь. Командиру бы написала на его полевую почту, он бы сам обратился по команде. А так, кто ж тебе, дочка, скажет, где тебе твоего суженого искать.

– А у меня номер его полевой почты есть, – засуетилась Лиза и полезла во внутренний карман своего пальто.

Булавка, на которую этот карман был застегнут, никак не хотела раскрываться. От волнения не слушались пальцы. Девушка покраснела от волнения. Солдат, с которым она разговаривала, попытался успокоить Лизу, стал убеждать, что бесполезно показывать письмо. Но девушка уже достала носовой платок, в который аккуратно были завязаны письма. Стопка мятых треугольников из бумаги.

– Вот, вот, смотрите, дядечка! Вот номер полевой почты! Ведь мне же по номеру могут сказать, где находятся танкисты, ведь им же почту тоже доставляют.