Лиза Зотова торопливо шла, почти бежала по коридору консерватории. Она распахнула ватник, стащила с головы шерстяной платок и, не замечая, что он волочится за ней по полу, то и дело останавливала встречных.
– Вы Варвару Дмитриевну не видели? Афанасьева к вам не заходила?
Девушка буквально ворвалась в гримерку, где актриса уже надевала плащ. Увидев девушку, Афанасьева удивленно замерла на месте.
– Лиза? Как вы здесь очутились? Ведь ваш коллектив должен только завтра вернуться…
– Варвара Дмитриевна! – Девушка перебила своего педагога и схватила ее за руки. – Варвара Дмитриевна, я должна ехать с вами!
– Лизонька, но как вы попали в город, ведь ваш…
– Варвара Дмитриевна, я просто узнала, что вы едете с концертной бригадой на фронт, я на попутках добиралась полтора дня, не спала и не ела. Но я просто хотела успеть. Поймите, там Николай, там Коля, танкист!
– Так, Лиза, давайте-ка успокойтесь. – Женщина устало улыбнулась и провела рукой по волосам своей студентки. – Девочка моя, вам надо учиться. У вас талант, и вам надо беречь горло, легкие. Вы знаете, что такое ездить с концертами по фронтам? Это холод, сырость, бомбежки. Это грязь и кровь. А вы должны нести свет своего таланта людям, и для этого нужно отбросить все и учиться, только учиться!
– Варвара Дмитриевна, вот я и хочу нести этот свет сейчас. И туда, где его нет, где тьма и смерть. Там ведь солдаты, наши защитники. Они ведь каждый день, каждую минуту жизнью рискуют. Я буду учиться, но сейчас я должна попасть туда. Я чувствую, это нужно. И мне, и ему.
– Вы любите его? – понимающе кивнула Афанасьева.
– Люблю! – пылко ответила девушка и покраснела. Она опустила глаза и добавила совсем тихо: – И он меня очень любит. И я знаю, что эта любовь его там согревает и бережет. Прошу вас, возьмите меня в этот раз. Я смогу его увидеть, поддержать, а потом вернусь и снова буду учиться. Война ведь не вечная, вечно только солнце, которое встает по утрам, правда?
А вечером Лиза сидела в холодной комнате студенческого общежития консерватории и перебирала письма Коли Бочкина: серые потрепанные треугольнички, свернутые из бумаги. Девушка плакала, перечитывая снова и снова написанные неровным торопливым почерком письма от своего танкиста. И вспоминала их встречу, когда она, раненная в ногу, не смогла эвакуироваться со своими и попала в госпиталь. Вспоминала знакомство с Колей, как день за днем развивались их отношения, как возникла и крепла их любовь. А потом переписка, переписка. Полные нежности письма от Коли, и полные тревоги письма Лизы. «Если бы я могла, – думала девушка, – если бы в моих силах было взмыть в небо и полететь туда, где взрывы, и в самую трудную минуту накрыть его своими руками, будто крыльями, уберечь, спасти. Мой Коля, как ты там? Я приеду к тебе, пусть ненадолго, пусть всего на минутку, но лишь бы увидеть тебя, лишь бы придать тебе сил, мой солдат, помочь тебе, поддержать своим теплом, своей любовью».
Глава 2
Старик Финагенов не подвел. Эта низинка, хоть и выглядела как остальные, но почва тут была каменистая. И там под слоем грязи пряталась не пропитанная влагой жижа, а плотный каменистый слой. Финагенов рассказывал, что в самую дождливую осень он там проезжал на тракторе и ни разу не завяз. «Зверобой» прошел. На малых оборотах, «внатяг», пока слева артиллеристы накрывали переднюю линию обороны немцев шквальным огнем, добавляя в залпы фугасными снарядами еще и снаряды дымовые. Пасмурный вечер скрылся в дыме и грохоте.
В перископ командирской башенки, приютившейся слева от люка, было мало что видно, и Логунов открыл люк, высунул голову и подавал команды Бабенко, крутя головой и всматриваясь в темноту. Теперь оставалось самое трудное. Впереди вторая линия обороны, и ее прорывать придется с «шумом». Расчет был на то, что в сумерках «Зверобой» проскочит и потеряется в темноте. Немцы не смогут преследовать неизвестный танк ночью. И тогда появится возможность затеряться в складках местности, в лесах, оторваться от возможного преследования, выйти в тактические тылы фашистов, а там уже двинуться в нужном направлении.
Включив фонарик, Логунов снова посмотрел на карту. Сейчас балка закончится. А вон и деревья чернеют на краю, на фоне затихающего заката. Какие слова-то в голову приходят, усмехнулся танкист. Стихи, что ли, писать начать? А ведь и правда закат затихает. Так полыхал сегодня, как огнем горел, а сейчас в ночь спускается. Эх, какая она будет, эта ночь?
– Семен, приготовься, – передал старшина по ТПУ[2]. – Примерно через две сотни подъем. Жди команды. Экипажу усилить наблюдение по секторам во время подъема.