Кооперация по-прежнему оставалась огосударствленной, причем кредитно-сбытовые кооперативы явно опережали производственные. Как утверждает российский исследователь В.Л.Телицин, имеются свидетельства о том, что крестьяне иногда пытались игнорировать учреждаемые «сверху» кооперативы и «создать действительно добровольные кооперативы, получившие в официальных документах название «диких». Однако подобные попытки быстро и жестоко пресекались»[189]
.В целом, в первые годы НЭПа действительно удалось восстановить и значительно увеличить сельскохозяйственное производство. Благосостояние сельских жителей в первой половине 1920-х гг. выросло не только по сравнению с периодом гражданской войны, но и с довоенным временем. В деревне теперь преобладало «среднее» крестьянство, к которому в 1924 г. относилось свыше 61% хозяйств, причем, как отмечают исследователи, «осереднячивание» в значительной степени означало выравнивание крестьянской массы «по низшему уровню обеспеченности средствами производства и прожиточного уровня». Обычно в таких хозяйствах, которые и производили большую часть сельскохозяйственной продукции, было до 5 «едоков», включая 3 трудоспособных, 1-2 головы рабочего скота и 1 корова (данные для Центрально-земледельческого района). Часто им не хватало земли, и они арендовали ее для обработки. Количество «бедных» крестьян, которых было большинство в дореволюционной деревне, к началу 1924 г. сократилось до 36%. В их хозяйствах часто не было лошадей, а нередко - и коров. Бедняки зачастую арендовали скот и инвентарь, сдавали землю в аренду[190]
.Но наряду с
Правда, и большинство «середняцких» хозяйств было, как тогда говорили, «маломощными». По официальным данным, которые привел на 13 съезде большевистской партии в 1925 г. Л.Б.Каменев, на долю 74% наиболее бедных хозяйств («бедняцких» и отчасти «середняцких») приходилось всего 40% посевов, 50% скота и почти половина потребления продуктов городской промышленности. 18% хозяйств распоряжались четвертью всех посевов и поголовья скота и потребляли 30% городских изделий. Наконец, на 8% наиболее зажиточных хозяйств приходилось 34% посевов и четверть поголовья скота. Они покупали около 20% городских изделий[192]
.«Среднее» крестьянство было недовольно тяжестью государственного налога, нехваткой скота, удобрений и инвентаря. Политика государства состояла в поддержании сравнительно низких закупочных цен на хлеб при одновременном сохранении на высоком уровне цен на изделия городской промышленности. Как только наблюдался неурожай, власти вмешивались в ценообразование и административным методом снижали хлебные цены (например, во время неурожая 1924 г., дождей и обострения нехватки городских товаров в 1926 г.). К тому же, в 1926 г. был значительно увеличен сельхозналог, усилены меры по принудительному взиманию недоимок, а в уголовный кодекс была внесена статья, карающая за «злостное повышение цен».
Растущее недовольство в деревне вызывало и усиление кулачества. В 1925 г. в докладах политической полиции ГПУ отмечалось, что «связь низового соваппарата с кулаками - обыденное явление по всем районам Союза»[193]
[194]. В отличие от большевистских властей, которые определяли «кулаков» прежде всего по благосостоянию крестьянского хозяйства, сами крестьяне считали «кулаками» тех, кто нанимает рабочую силу, занимается торговлей, посредничеством, ростовщичеством, а также стремится к голой наживе любой ценой. «В своей деревне всякий крестьянин очень хорошо знает, кто как нажил состояние: своим ли трудом или чужим... Небогатство, а его душу называют кулаком, если она у него кулацкая», - пи-
|01 „
сали крестьяне . С такой же ненавистью они нередко относились и к городским богачам, и к ответственным партийным и государственным работникам, обладавшим растущими материальными привилегиями.