Контрнаступление возрождавшегося государства на взбунтовавшееся против него общество облегчалось раздробленностью и неорганизованностью социально-революционных тенденций и инициатив в самом обществе. Социальная и либертарная революция в России могла победить лишь как соединение и синтез двух революций: пролетарской в городе и общинной в деревне. Но на пути их слияния, как оказалось, стояли огромные препятствия как идейного, так и организационного и тактического характера.
В России к моменту начала революции в 1917 г. не успели возникнуть и оформиться массовые организации трудящихся, действительно независимые от политических партии и пришедшие к выводу о возможности обойтись без посредничества государства. Здесь не существовало ничего похожего на многосоттысячные революционные анархо-синдикалистские профсоюзы в Испании. Рабочие могли требовать самоуправления на своем предприятии, но не имели организации для самостоятельной координации производства и обмена с другими заводами, шахтами или крестьянскими хозяйствами, да и не очень хорошо понимали, как можно наладить такую систему безгосударственного «планирования снизу». Представитель немецкого Свободного рабочего союза А.Сухи, посетивший Россию в 1920 г., свидетельствовал: рабочие брали предприятия в свои руки, но не знали, как организовать производство и распределение продуктов на новых началах, у них не было для этого соответствующих инструментов (например, массовых потребительских союзов или синдикалистских профсоюзов) . Крестьяне в большей мере придерживались местной ориентации: общинная традиция исходила из сочетания самоуправления «мира» и государственного регулирования отношений между общинами. Попытки наладить прямой продуктообмен снизу между городом и деревней при всем желании не вышли из стадии первых экспериментов; к тому же они строжайшим образом пресекались властями.
Российские трудящиеся накопили в дореволюционный период богатый опыт борьбы с государством, помещиками и предпринимателями. Но их сопротивление носило преимущественно локальный, местный характер; как только оно выходило за эти частичные рамки, как тут же оказывалось под контролем или влиянием той или иной политической партии, которая подчиняла их усилия своей стратегии завоевания власти и изменения общества «сверху». Рабочие и крестьяне знали, чего они не хотят, но очень смутно представляли себе контуры свободного общества, где их стремления к самоуправлению были бы реализованы в виде всеобщей «модели». В большинстве своем они предпочитали, чтобы «власть» как можно меньше вмешивалась в их жизнь (особенно это относилось к крестьянам), но, в то же самое время, не понимали идей о безгосударственном, безвластническом социальном устройстве. Не обладая ни системной «идеей-силой», альтернативной по отношению к модели индустриально-капиталистической модернизации, ни соответствующими разветвленными и скоординированными механизмами для ее реализации, трудящиеся зачастую проявляли готовность мириться с такой властью, которая, как им представлялось, не станет посягать на их завоевания. Они готовы были принять «меньшее зло».
Подлинного соединения рабочей и сельской общинной революций не произошло. Эта слабость рабоче-крестьянских движений позволяла большевикам осуществить свои нейтралистские замыслы.
57
См.: Souchy A. Wie lebt der Arbeiter und Bauer in Rupland und in der Ukraine? Berlin, 1920. S.43-44.6. Поворот весны 1918 г.
Окончание реального послеоктябрьского «двоевластия» ознаменовалось весной 1918 г. двумя событиями.
Первым стало заключение мирного договора между Россией и военным блоком во главе с Германией. Соглашение о перемирии было подписано еще 2 декабря 1917 г., через неделю начались переговоры о мире, но уже в начале января они были прерваны, поскольку Германия настаивала на крупных территориальных уступках со стороны России. Новый раунд переговоров начался 17 января 1918 г., однако и он прекратился 10 дней спустя по той же причине. 18 февраля германские и австро-венгерские войска возобновили боевые действие и стали быстро продвигаться вперед. 23 февраля Германия и ее союзники выдвинули новые, еще более тяжелые условия, и в тот же день за их немедленное принятие проголосовал ЦК большевистской партии, а затем - и большевистское большинство ВЦИК Советов. Подписанный 3 марта в Брест-Литовске мирный договор предусматривал отказ России от Прибалтики, Украины, части Белоруссии и Закавказья, демобилизацию российской армии и флота, заключение невыгодного для России торгового договора, уплату контрибуции (позднее ее сумма была определена в 6 млрд, марок). В целом, страна лишалась свыше 40% промышленного потенциала, 4/5 угольных шахт и металлургических заводов, почти всех нефтяных источников. Была разрешена широкая деятельность германского капитала в России. Позднее начались переговоры о передаче ему части акций важнейших российских предприятий и т.д.