Стальной век: Социальная история советского общества

Выполнять распоряжения начальников-бюрократов и с энтузиазмом трудиться на фабриках, стройках, в полях и учреждениях должны были трудящиеся массы. Они составляли четвертую, низшую ступень общественной пирамиды. Но в рамках мобилизационной модели форсированного развития им отводилась и еще одна роль. Постоянное апеллирование к массам широко использовалось сталинским бонапартизмом для подстегивания и запугивания бюрократического аппарата. Верхушка власти при необходимости давала понять, что она готова вместе с народом принять меры против бюрократов, постоянно подчеркивала, что она сама отражает интересы трудящихся (советская компартия «есть передовой, организованный отряд пролетариата Союза ССР, высшая форма его классовой организации», — говорилось в партийном уставе³⁹⁰³⁹¹ 457), а также интересы общества в целом — общегосударственные, общенациональные. Тем самым она как бы отмежевывалась от представителей бюрократии, когда те действовали вопреки «общим интересам» системы в целом, нарушая, как заявлялось, интересы трудящихся. Этот метод не был, конечно же, изобретением Сталина или кого-либо из его окружения. Он также вытекал из восточно-деспотических традиций, при которых центральная власть сводила вместе и концентрировала интересы разобщенных патриархальных общин. Характерно, что к таким же приемам прибегал любимый «отцом народов» первый русский царь Иван Грозный, в борьбе за свое единовластие не брезговавший поддержкой «низших» якобы против «сильных» и «богатых»⁴⁵.

Заинтересованность аппарата в стабильности и, следовательно, ограничении масштабов форсирования и подхлестывания модернизации сталинская правящая верхушка изображала как сознательный саботаж, вредительство, противоречащее чаяниям и устремлениям народных масс. «Партия приняла специальное решение в организационном отношении, облегчающее борьбу с этими канцелярско-бюрократическими методами. Вы знаете, что одним из характерных признаков и проявлений этого метода было раздутие функционалки в наших организациях хозяйственных, где разделялась ответственность, где многочисленность органов, параллельно работающих, путающихся друг у друга в ногах, мешала улучшению работы», — заявил, выступая на пленуме ЦК партии в феврале 1937 г. глава правительства В.М.Молотов, и добавил: «…это был, видимо, союз вредителей и головотяпов». Вторя ему, секретарь ЦК партии Л.М.Каганович заявил с места: «…Я думаю, функционалка в легкой промышленности была вредительством»³⁹². А прокурор СССР А.Я.Вышинский подчеркивал, что именно бюрократическую атмосферу используют «саботажники» и «диверсанты» в «маскировке своей преступной, вредительской деятельности»³⁹³.

Сталинское заигрывание с массами не ограничивалось проведением периодических антибюрократических кампаний. Постоянная перестановка аппарата создавала условия для социальной мобильности, для быстрого продвижения «человека из народа» по крутым ступеням общественной лестницы. Возможность этого ярко демонстрировалась массам на примерах героев истинных и вымышленных. Так начинал свою карьеру будущий лидер партии и государства Л.И.Брежнев, которого волна чисток конца 1930-х гг. вознесла из инженеров на пост заведующего отделом, через год — секретаря Днепропетровского обкома партии, а после войны — и выше. Лишенные социальной и личной свободы трудящиеся могли (разумеется, не все!) обрести своеобразную компенсацию в виде надежды на путь наверх и связанное с этим преуспеяние. На киноэкранах зритель видел многочисленных героев и героинь, совершающих стремительное восхождение от «сохи и станка» до высот политического и государственного руководства, всеобщей известности и авторитета. На подобных реальных героев «рабочей аристократии» сталинизм пытался опереться. Наличие многочисленных иерархических ступеней, привилегированных и «подкармливаемых» слоев отражало глубокий антиэгалитаризм сталинской политики.

Многие исследователи, подобно К.А.Виттфогелю, подчеркивали черты сходства между сталинской моделью государства и восточным деспотизмом³⁹⁴. Но между этими типами режимов существовало отличие, которое определялось разницей в решаемых ими задачах. Восточный деспотизм стремился консервировать структуры традиционного общества и экономику, тогда как сталинизм — осуществить насильственную и ускоренную модернизацию. Соответственно, традиционный авторитаризм первого допускал существование подчиненных ему и интегрированных в общую вертикаль общественных единиц (общин, союзов, ассоциаций) внутри системы, кон