Стальной волосок (сборник)

— Я хотел вставить ее под стекло, купил рамку! Смотрю — а на карте дыра! Карандашная пометочка, й — ёлки — палки! На раритете!..

— Граф, что за бзю ты говоришь? — сказал Ваня, проглотив слезинки (и шевельнулась надежда, что со скандалом улетать будет легче).

— Я?! Бзю! Это ты мне, старому человеку, смеешь заявлять такое! Сосунок!..

— Ладно! Пускай я сосунок! А карта — то при чем?!

— Смотри! Разве это не твоих рук дело?! — Дед сунул Ване под нос развернутый лист. — Вот!..

На нижней части острова Бас — Тер темнела дырка с черными краями. Как от выстрела раскаленной дробиной.

— Дед… это не я… Ну, честное слово, не я!

Еще не шевельнулось у Вани догадки. Никакой.

Но… будто кто — то шепнул: сейчас может что — то измениться в жизни. Шепнул и пропал…

— Дед! Но это правдане я!!

— А кто? Я?.. — Константин Матвеевич опустился на стул. Карта легла на колени. — Зачем это мне?

— А мне?! У нас у всех свои карты есть!

И непонятно почему прозвучало в голове:

В карту воткнется стальной волосок,
Лава польется на черный песок…

Это как на острове Флореш (где жила девочка Анна). Ваня читал, что там песок черный от вулканических извержений…

Дед сказал чуть миролюбивее:

— Может быть, ты перепутал карты? Хотел отметить что — то на своей, а под руку попала моя?

— Как я мог перепутать? Бумага разная на ощупь и на вид!.. Вот, смотри! — Он кинулся в свою комнату и приволок чемодан, уронил его на пол, отбросил крышку…

Карта лежала на самом дне. Сверху — разноцветные штаны и футболки, которые дарила тетя Лара и которые он почти не надевал. Белье и полотенца. Книжка «Завещание чудака» (Ваня дочитал ее до середины, а потом слегка охладел, не стало времени; ладно, закончит потом…). Папка с рисунками Лики — его и Лоркин портрет и схема острова Гваделорка, выполненная «под старину»: многобашенный город над морем, кораблики, пальмы, киты и морские драконы… И вот, наконец, Гваделупа.

Ваня рывком развернул ее на паркете.

— Вот!.. Ой…

Тот же обугленный след от «дробины» чернел и здесь. На том же месте, на южной оконечности Бас — Тера.

— Понятно, — хмыкнул Дед. — Игра еще в одну тайну? На прощанье?

Ваня, сидя на полу, вытащил из нагрудного кармана телефон.

— Андрей! Федя и Никель у тебя? Вот хорошо! А ваши карты? Я помню, они лежали на твоей полке! Посмотри!.. Посмотри, нет ли на них такой же пробоины, как на карте Квакера?.. Да, жду… — И стал ждать, глядя мимо деда. И дождался. — Есть?! Ну и ну… Да я ничего не знаю!.. Ладно, завтра поговорим!..

И еще:

— Лика!.. Помнишь дырку в карте Квакера? На твоей есть такая?.. Что? Я так и знал!.. Сам не понимаю! Завтра!..

Константин Матвеевич смотрел на Ваню без прежней сердитости. Даже с оживлением.

— Остальной вашей братии можешь не звонить, ясно и так…

— Мы отметили вулкан Матуба на карте Квакера, — сумрачно объяснил Ваня. — Другие карты не трогал никто. Ни наши, ни твою…

— Удачно придумано, мистика всегда щекочет нервы. Кстати, неплохой эпилог к истории про «Артемиду»…

— Граф… — сказал Ваня.

— Что? — усмехнулся дед.

— Граф… Была еще одна копия карты. Твоя. Ты сразу спрятал ее в сейф. И шифр сейфа знаешь только ты…

Константин Матвеевич посидел, подавшись вперед и тиская подбородок. Смотрел куда — то перед собой. Словно решал: поддаваться ли игре? Потом схватил со стола мобильник.

— Марго! Давай ко мне, очень срочное дело!..

Тут и пешком — то было до главного корпуса десять минут. Но дед решил, что на колесах быстрее. Жгла нетерпением каждая минута.

И Ваню жгла. Хотя в общем — то он уже знал…

И вот академическая прохлада лестниц и коридоров. И Пушкины, Пушкины со стен… И удивленный взгляд секретарши Танечки в прихожей кабинета…

Палец деда, тыкаясь в отверстия, рывками завертел черный диск. Сейф запищал. Пудовая дверца отошла. Дед с размаха раскрутил на столе бумажную трубу.

— Великие силы…

— Ну? — с сумрачным торжеством сказал Ваня.

Дед посмотрел на него через плечо.

— Это разнесет вдребезги множество аксиом… Впрочем, все равно никто не поверит…

— А ты? — сказал Ваня.

Профессор Евграфов сел на стул, вытянул ноги и пошевелил обшарпанными туфлями, которые любил. И, глядя на эти туфли, проговорил:

— Несокрушимый ВИП…

И здесь Ваня понял, что наступил единственныймомент. Тот, который ни за что нельзя упустить. Тот, в котором — надежда.

Ваня встал перед дедом прямо. Даже навытяжку. Стиснул пальцы, скомкал ими на бедрах тонкую ткань обветшавшей летней одежонки. В пальцы попал репейный шарик, прицепившийся к нижней кромке на шортах. Рассыпался в труху…

— Граф… у меня к тебе разговор…

— Да? — сказал профессор с усталым интересом. — Какой?

— Такой… литературный…

— Да? Это как понять?

— Ну… так. Чеховский… — Ваня облизнул пересохшие губы. — Помнишь, я рассказывал про утренник… где читал рассказ о Ваньке?

Дед молчал. И смотрел неотрывно.