Стальной волосок (сборник)

– Ничего я не вспомнил… Это я сейчас… А тогда… ну, просто почувствовалось такое…

Командир „Артемиды“ помотал головой и выговорил как-то по-домашнему:

– Вот забота на мою голову… И что теперь прикажешь с тобой делать?

В голосе его ощутилось такое, что Гриша понял: ничего страшного не сделают. А может быть, и вообще ничего. От этого понимания шевельнулась в душе тайная смешинка, и он предложил – всерьез, но и чуточку дурашливо:

– Посадите меня в канатный ящик. На хлеб и воду. Хоть до самой Кубы… Только, если опять будет шквал, не забудьте выпустить… пожалуйста… – У него снова царапнулось в горле.

Наступило смущенное молчание. Потом первый лейтенант, Стужин, сообщил:

– Лучше поступить по-иному… – Он был темноволос, носат, его лицо с „пушкинскими“ бакенбардами выглядело суровым. – Полезнее сделать так, чтобы виноватому стало на какое-то время неудобно сидеть и в канатном ящике, и в других местах. Помню притчу о римском мальчишке, который удрал на войну и отличился там всякими подвигами. По возвращении он был увенчан за храбрость лавровым венком, после чего ликтор развязал пучок с прутьями и всыпал герою за нарушение дисциплины…

– Право же, ваши исторические параллели, Александр Гаврилович, здесь не к месту! – звонко возмутился гардемарин Невзоров. – У Гриши и так рука поранена…

– …К тому же у нас нет венка, – закончил за Митю командир. – Поэтому предложение Александра Гавриловича невыполнимо…

– Господа, по-моему, наши строгости к мальчику чрезмерны, – вступил добродушный штурман. – Ведь на палубе он вел себя крайне смело, мы как-то забыли про это, увлекшись лишь рассуждениями о дисциплине…

– А без нее – куда? – вставил вопрос лейтенант Стужин.

– Без нее никуда, – согласился доктор Петр Афанасьевич. – Но позвольте мне, человеку отнюдь не военному, высказать здесь свое суждение. Мальчик, хотя и признавшийся в своем понятном страхе, на палубе не потерял головы, а проявил взрослую находчивость. Я смотрел потом на эти весла и думал: на сколько матросских ног пришлось бы мне накладывать лубки и шины, если бы Гриша не завязал трос на этих… кофель-магелях…

– Нагелях, – сказал гардемарин Невзоров.

– Да-да, разумеется… И мне кажется, что, сделавши ребенку необходимое внушение, мы должны отметить наконец и его достойное поведение в главном…

– Вы правы, – кивнул командир. – В самом деле… Слезы лучше всего осушаются шампанским. Александр Гаврилович, прикажите вестовому подать к ужину бутылку… Петр Афанасьевич, мальчику не повредит маленький глоток?

– Если вот столько… – доктор развел пальцы на полвершка.

– Отлично! Полагаю, никто не откажется поднять бокал в честь нашего юнги… Думаю, что считать Гришу Булатова законным юнгой „Артемиды“ мы теперь вправе…

Гриша пробовал вино впервые в жизни. От шипучего шампанского защекотало в носу, сильнее прежнего задрожали на ресницах влажные искры. Гриша сморщил нос и неловко засмеялся.

2

Пили стоя, а теперь стали шумно рассаживаться, и большущий лейтенант Новосельский, как обычно, не сразу поместился за столом, неловко задвигал стулом. Зацепил гардемарина. Митя сказал с приятной улыбкой:

– Право же, Илья Порфирьевич, я давно замечаю, что вам крайне тесно на бриге. Вашим размерам надобен линейный корабль.

Новесельский ответил, принюхиваясь к тушеной курятине:

– Я и сам не прочь был бы оказаться на одном из них. У Севастополя или Кронштадта. Не ради своих размеров, а потому, что там начинаются настоящие дела. Товарищи наши готовятся к сражениям, а мы…

– А мы направляемся в благодатные тропики! – звонко добавил, не сдержавшись, гардемарин Невзоров. И тут же уткнулся носом в тарелку под взглядом командира.

Пожилой штурман глянул на Митю через стол.

– Благодатность тропиков вам еще предстоит познать, юноша. При первом же урагане, которые там не редкость. Уверяю вас, в них требуется храбрости не меньше, чем в артиллерийской дуэли с вражеским кораблем. И сегодняшний плевок ветра покажется нам тогда шутливой улыбкой океана…

Гриша перестал жевать и тихо обмер. Страх опять вернулся и засел где-то под желудком ледяным комком. „Эх ты, герой… а еще юнга“, – сказал он себе.

Капитан обвел всех своими спокойными, табачного цвета глазами.

– Иван Данилович прав. А кроме того, нам, людям военным, следует не предаваться беспочвенным сожалениям, а неукоснительно исполнять предписания начальства, не так ли, господа? Мне, как и всем нам, огорчительно сознавать, что мы остались в стороне от предстоящей кампании. Однако же у наших начальников и у самого государя были, видимо, веские причины отправить нас в этот вояж. Уверен, что в них заключен государственный интерес, хотя и не знаю, что именно содержат доверенные нам документы. Наше дело – передать их…

Новосельский, разом сжевав и проглотив курятину, сказал, что он не подвергал сомнению обоснованность решений государя.

– Досадно только греться на солнышке, когда пропадают втуне твои навыки корабельного артиллериста…

Доктор Петр Афанасьевич почесал черенком вилки подбородок и спросил:

– Илья Порфирьевич, вам никогда не говорили, что вы похожи на маршала Нея?