– Разумеется, – досадливо согласился Гарцунов. – Сам печалился о доме… Но не настолько же, чтобы заявить о нежелании стать моряком!
– На Гришу повлиял тот случай с этим… с Вялым, – напомнил доктор. – Видимо, он поломал взгляд мальчика на морскую романтику…
Досада капитана, кажется, усилилась:
– Вот я и говорю! Откуда у мальчишки такая впечатлительность? Ведь не девица же из модного пансиона… К тому же, я полагал, что, будучи корнями… так сказать, из народных слоев, мой воспитанник не станет демонстрировать излишне тонкую натуру, а наоборот…
– Дело, скорее, не в тонкости, а в некой самолюбивости натуры, – заметил мичман. – Вы, Николай Константинович, как-то упоминали, что в роду у мальчика лихие кучера и ямщики. Это особая порода людей. В Сибири никогда не было крепостных…
– К тому же, – добавил доктор, – половина крови в нем – сибирского коренного народа. Конечно, мальчик воспитан совершенно в рамках русских понятий, но… видимо, порой напоминает о себе прапрадед, командир татарской конной тысячи…
– Какой еще… тысячи? – слабо изумился Гарцунов.
– А он вам не говорил? – усмехнулся доктор.
– Ни словечка…
– Он сообщил об этом гардемарину, чтобы обосновать свое право на дворянство… когда речь пошла о дуэли… Митя недавно проговорился мне…
– Дуэлей еще не хватало… – обессиленно сказал Гарцунов.
– Да не волнуйтесь, Николай Константинович, это минутная мальчишечья ссора…
«Трепло длинноязыкое!» – подумал Гриша о новоиспеченном мичмане. Но мысль эта проскочила мельком – то, что говорилось дальше, было не в пример важнее…
Да, Гриша с малых лет знал, что подслушивать гадко, нечестно, грешно. Однако не раз уже случалось, что подслушивал – когда оказывался случайно рядом с теми, кто вел тревожный и касающийся его, Гриши, разговор. А теперь – тем более! Потому что капитан сказал, будто плаксиво поморщившись:
– Не думал, что будут в эти дни у меня опасения, кроме боязни встретить суда противника. Впрочем, от них-то уйдем, пользуясь быстротою брига, а куда уйдешь от сложностей с мальчишками? С ними мы еще хлебнем всяких бед. В частности, с этим нашим найденышем. Он и Григорий теперь будто приклеенные друг к другу, не оторвешь. Представляю, сколько будет… душевных драм, когда придет час отдавать юного туземца в приют…
Вот здесь бы Грише и сделать то, о чем думал уже не раз, – ворваться в каюту, встать навытяжку, вскинуть голову и сказать звенящим от отчаянности голосом: «Николай Константинович!.. Господин капитан… Христом Богом молю, сделайте, как я прошу! Ну, пожалуйста!.. Не говорите сразу „нет“, просьба же совсем небольшая!.. Пожалейте нас и ответьте „да“!..»
Не ворвался, не сказал. А через секунду в каюте кто-то сделал шаг к двери, и Гришу будто выдуло из коридора.
Через полчаса, сидя с Павлушкой на марсовой площадке и рассеянно отзываясь на его не всегда понятные вопросы, Гриша терзался: «Трус!.. Ну, чего испугался? Все равно ведь придется! А может быть, сейчас все было бы уже решено…» И сам же отвечал: «Да не трус я… Разве я за себя боюсь? Просто чую, что еще не время. Надо ждать… до самого упора…»
Павлушка лопотал что-то беззаботно. Однако Гриша знал, что и в нем живет та же тревога…
2
…Еще «картинка». Теперь из более позднего времени – когда уже были в Гаване. Что поделаешь, если в волшебном фонаре Гришиной памяти картинки эти листались не по порядку?…
Не каждый знает, что уже в ту пору на Кубе была железная дорога. Еще меньшему кругу людей известно, что она, построенная в 1837 году, – одна из самых старых на планете, третья по счету – после Англии и Северных Штатов. Кому и зачем понадобилась эта чугунная колея в двадцать верст, между Гаваной и местечком Бехукаль, трудно сказать, если ты не историк. Может, чтобы возить с плантаций в порт сахарный тростник? Так или иначе, мальчишки кубинской столицы – и дети рыбачьей голытьбы и черных невольников, и сынки вполне респектабельных граждан – были одинаково уверены, что дорога со свистящим, похожим на чугунную печку паровозом – очень полезна для жизни. Прежде всего, чтобы подкладывать под колеса и плющить мелкие монеты – из них получались прекрасные грузила для многокрючковых переметов, которыми при свете вечерних костров прямо с камней городской набережной ловили кальмаров…
Надо ли говорить, что места вблизи от рельсового пути (по крайней мере, недалеко от города) были хорошо изучены ребячьим народом!