Стальные когти

— Мой дорогой Шварц, вы потеряете половину вашей драгоценной второй роты, не пройдя и первых двухсот метров. Посмотрите на огневые позиции противотанковых орудий русских, устроенные в районе железнодорожной насыпи. Как только вы подставите им свой бок, они расстреляют все ваши «тигры», точно в тире. Один танк за другим.

— Значит, остается лишь попытаться проникнуть через заднюю дверь, — усталым голосом произнес Куно фон Доденбург.

Стервятник кивнул:

— Точно. Идти в лоб будет самоубийством, а атака с фланга попросту невозможна. — Он рассмеялся циничным смешком.—Честно говоря, я ожидал, что в этом деле нам как-нибудь поможет Всевышний. Ведь в конце концов русские — официальные атеисты, а мы, немцы, ведем здесь священную войну. Но, кажется, Господь в последнее время не желает оказывать нам помощь. Так что остается лишь попытаться проникнуть в тыл русским через черный ход.

Фон Доденбург пропустил мимо ушей циничные реплики командира батальона и рассудительным тоном произнес:

— Лучше всего попытаться проникнуть в русский тыл, используя реку. Мы могли бы тихо перебраться через нее и неожиданно атаковать их справа. Остальные подразделения батальона должны будут также ударить в этот момент с фланга. Объединенными усилиями, думаю, мы сможем сделать это.

— Не сможем, а должны, фон Доденбург! — воскликнул Стервятник.

Стоявший рядом с ним гауптштурмфюрер Шварц щелкнул каблуками:

— Я вместе со своей второй ротой хотел бы пойти добровольцем и выполнить эту боевую задачу.

Стервятник отрицательно покачал головой:

— Нет, Шварц, это сделаете не вы, а фон Доденбург. После сегодняшнего боя его рота и так фактически превратилась из панцергренадерской в пехотную. А у вас пока еще осталось в целости и сохранности большинство ваших «тигров». Фон Доденбургу будет поручено скрытно переправиться через реку, вы же ударите русским во фланг.

— Но…

Стервятник отмахнулся от его возражений. Через пять минут план боевой операции был готов.

— Вы должны атаковать позиции русских в три ноль-ноль, фон Доденбург, — подвел итог Гейер, — как только услышите шум ложной атаки, которую будет проводить третья рота. Желаю вам удачи!

— Благодарю вас.

— А теперь я предлагаю вам немного поспать перед тем, как вы станете переправляться через реку.

Но, несмотря на сильную усталость, фон Доденбург так и не смог заставить себя сомкнуть глаз. Не могли заснуть и все остальные бойцы его роты. Вместе с Шульце и другими бойцами Куно сидел у костра, на котором эсэсовцы разогревали консервы с тушенкой. Со стороны второй роты доносился треск пистолетных выстрелов — Шварц, как обычно, проводил расстрел военнопленных.

Шульце скрутил самокрутку, набив ее захваченной у русских махоркой, глубоко затянулся — и тут же закашлялся.

— Черт бы побрал эту махорку! После нее рот воняет так, точно это подмышка гориллы.

Фон Доденбург рассмеялся:

— Ты еще должен быть счастлив, что у тебя есть хотя бы это. В третьей роте уже давно курят высушенные чаинки, завернутые в полоски из «Черного корпуса»[35].

— Да. Этого, мне кажется, уже достаточно, чтобы навсегда отвратить человека от курения. — Лицо Шульце было хмурым, на нем напрочь отсутствовала обычная для него задорная ухмылка.

— В чем дело, Шульце? — спросил фон Доденбург. — Что ты все время сидишь такой нахохлившийся?

Обершарфюрер ответил не сразу.

— Я думаю о будущем, господин офицер, — наконец произнес он. — И я боюсь даже подумать о том, что оно нам принесет.

— Что ты, черт побери, имеешь в виду?

Шульце махнул рукой в сторону расположения второй роты:

— Вот это.

— Но почему ты, черт подери, вдруг решил, что нас должны расстрелять? — уставился на него фон Доденбург.

— А вы думаете, мы сумеем остаться безнаказанными после всего того, что натворили тут? — Шульце погладил серебряные руны СС на воротнике своего мундира.—Половина мира ненавидит нас. А другая половина хочет лишь одного — чтобы все мы сдохли. На наших руках слишком много крови, пролитой в Бельгии, во Франции, а теперь и здесь, в России. Нас везде ненавидят, господин офицер.

— Но кто-то же должен делать то, что делаем мы, — веско произнес фон Доденбург. — Рейх ведет борьбу за выживание. А мы — не что иное, как пожарная команда фюрера.

— Знаю, знаю. Но вы только посмотрите, во что мы все здесь превратились. Те парни, которые топили русских в канализационном отстойнике, всего полгода назад заучивали наизусть в школе чертовы романтические поэмы Шиллера и рассуждали вслух о благородстве немецкого духа. А возьмите того роттенфюрера. — Шульце указал на грузного эсэсовца, который первым выхватил перочинный нож, чтобы искромсать им член советского комиссара. — Год назад, когда этот парень только записался в «Вотан», он больше всего переживал о том, что рядом с ним нет его любимой мамочки. А теперь посмотрите, в кого он превратился, — в убийцу, хладнокровного убийцу. Точно так же, как и все мы здесь.

Фон Доденбург запальчиво посмотрел на Шульце:

— Мы не убийцы, обершарфюрер Шульце. Мы — солдаты. Мы — элита немецкой нации. Мы — лучшее, что есть в Германии.