Стальные когти

— Благодарю вас, рейхсфюрер! — рявкнул он. — Уверен, что батальон польщен оказанной ему честью!

Рейхсфюрер СС внимательно обошел все шеренги «Вотана», пристально вглядываясь в лица эсэсовцев, в их измятую форму и запачканное в бою оружие. При этом он вел себя скорее не как руководитель СС, а как придирчивый фельдфебель кайзеровской армии. Казалось, что он находится не в эпицентре грандиозного сражения, которое вела в самом сердце России германская армия, а в мирном довоенном Берлине. По окончании этой инспекции Шульце с неудовольствием бросил:

— Он так близко наклонился ко мне, желая рассмотреть висящий у меня на шее Рыцарский крест, что меня всего обдало его зловонным дыханием. Господи, его дых был настолько тошнотворным, что я удивляюсь, как мой Крест вообще не свернулся в трубочку!

При помощи рослых адъютантов Гиммлер взобрался на броню одного из «тигров». Обращаясь к выстроившимся перед ним эсэсовцам, он заговорил:

— Бойцы «Вотана»! Товарищи! Я счастлив, что мне выпала возможность поговорить сегодня с вами. В то же время я опечален при виде того, как сильно поредели ваши ряды. Но такова суровая привилегия вашего батальона, которая является следствием того, что ваш батальон всегда находится на самом острие всех сражений за народ, родину и фюрера! Однако понесенные вами жертвы, товарищи, отнюдь не напрасны! Как вы знаете, мы отбрасываем большевистского зверя назад — последовательно и неукоснительно. Мы побеждаем — и это очевидно! В настоящее время вы, находясь на острие главного удара немецких войск, удостоены исключительно важной чести — нанести советскому зверю смертельный удар.

Гиммлер сделал драматическую паузу. Его лицо покрылось болезненным румянцем.

— Самое позднее через сорок восемь часов вы достигнете четвертого — и самого главного — рубежа обороны русских под Курском. Здесь у врага будет лишь один выбор — или обороняться до последнего, или же бросить оружие и бежать. Согласно данным нашей разведки, русские будут стоять на этом рубеже до последнего. Вам выпадет честь нанести по ним первый — и самый важный — удар.

Гиммлер замолчал, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Прибывший вместе с ним коренастый мужчина в военном френче откровенно зевнул. При этом он даже не удосужился прикрыть свой рот ладонью. «Интересно, кто это такой? — подумал фон Доденбург. — Чтобы сметь так открыто демонстрировать свое неуважение к Гиммлеру, надо самому быть очень крупной шишкой. Кто же это может быть?»

— Товарищи, я не имею права поделиться с вами деталями всего, что мне известно. Как вы сами прекрасно понимаете, все это — совершенно секретная информация. Однако я могу сообщить вам следующее: битва, в которой вам доведется участвовать спустя сорок восемь часов, станет крупнейшим танковым сражением в истории человечества. И те из вас, кому будет суждено участвовать в ней и выжить, будут потом вспоминать о ней как о главном событии во всей своей жизни. — Гиммлер улыбнулся хищной улыбкой. — А теперь, товарищи, прежде чем я и партайгеноссе Борман[41] попрощаемся с вами, мы хотели бы попросить вас разделить с нами скромную солдатскую трапезу.

Когда армейские повара принялись расставлять миски с гороховым супом и сосисками на столах, установленных позади того места, где выстроился батальон, Гейер шагнул к Гиммлеру и Борману и во всю силу своих легких прокричал:

— Зиг хайль!

Стервятник был настолько польщен только что присвоенным ему новым воинским званием, что совершенно позабыл в этот момент свое собственное цинично-насмешливое отношение к помпезным ритуалам и церемониям, введенным в Германии национал-социалистами.

— Зиг хайль!!! — слитно повторили вслед за Стервятником несколько сотен здоровых глоток. В этом громоподобном крике можно было явственно различить неподдельный энтузиазм и веру — те самые чувства, следы которых фон Доденбург тщетно пытался отыскать в себе и окружающих на протяжении вот уже многих последних месяцев. Но теперь они неожиданно вернулись. Раскрасневшийся Куно неожиданно почувствовал, как его снова наполнила былая уверенность. Все сомнения, которые успел посеять в его душе Шульце, сразу отпали. Они должны одолеть русских. И они обязательно это сделают!

— Зиг хайль! — кричал Куно. Его глаза блестели фанатичным блеском. — Зиг хайль!

* * *

Гауптшарфюреру Метцгеру было поручено отобрать из числа бойцов батальона тех, кому можно было поручить обслуживать стол рейхсфюрера СС во время обеда. Непосредственно руководить этой импровизированной группой официантов должен был обершарфюрер Шульце — единственный унтер-фюрер из состава «Вотана», награжденный Рыцарским крестом.

Вызвав к себе перспективных кандидатов, Метцгер принялся просматривать их одного за другим.

— Произнеси-ка эту фразу, парень: «Можно предложить Вам соль, рейхсфюрер?» — обратился он к рослому новобранцу родом из Румынии.

Парень повторил за ним сказанные слова, но его немецкий был так плох, что Метцгер побагровел.