Стальные крылья

Удар был потрясающим. Меня швырнуло на снег, а промежность, словно кипятком, обожгло зверской, кипящей болью, ошпарившей самые нежные части моего нового тела. Не сдержавшись, я заорал, но разбухшая во рту веревка приглушила мой отчаянный крик, превращая его в громкий стон боли. Из звезд, сыпавшихся из моих глаз, можно было бы складывать карты и атласы нашей вселенной, и лишь спустя несколько минут я пришел в себя настолько, что смог попробовать хотя бы подняться, корчась от тяжелой, ноющей боли.

«О Богини, это уже выше моих сил! Обещал – не обещал, но я сваливаю отсюда!».

– «Лежать!» – рявкнул надо мной тяжелый голос и чья-то нога, с силой опустившаяся мне на холку, мгновенно пригвоздила меня к холодному снегу. Ловкие копыта живо затянули ослабшую веревку на моих задних ногах, после чего в мои глаза ударил слепящий свет от стянутого с головы мешка. Пытаясь сморгнуть сыплющийся из глаз звездопад, я почувствовал, как резкий рывок поднимает меня в воздух, и уже через секунду, я смотрел в глаза здоровенного синего земнопони, с недобрым прищуром разглядывавшего мою зареванную мордочку. Давясь слезами, я болтался в его захвате, изо всех сил поджимая задние ноги и хвост к горящей огнем промежности и на полном серьезе мечтая поскорее сдохнуть, что бы не чувствовать этой пытки. Куда там слабеньким ударам Рейнбоу – даже насилие со стороны Моу теперь казалось мне лишь мелким неудобством по сравнению с этой болью, огнем продолжавшей заливать мое маленькое тело, а нежданная смена положения, казалось, только добавляла мне новых страданий.

Немного проморгавшись, я понял, что здоровенный синий пони без проблем держит меня лишь одной ногой, хотя кажется, это вряд ли было желанием покрасоваться – другой ногой здоровяк не без труда удерживал рвущуюся ко мне высокую красную кобылу, изо всех сил пытавшуюся оттолкнуть в сторону своего подельника и вновь добраться до моей связанной тушки с явно недружественными намерениями. Копыта ополоумевшей пони то и дело свистели в сантиметре от моей головы, и если бы не вмешательство со стороны синего, я вряд ли добрался бы до конца этого путешествия одним куском. Видимо, не я один умел пинаться, словно норовистая лошадь…

– «Шармута! – орала бешеная стерва между взмахами копыт – Ирвар ахбаль! Лэтх ник л'яхбаль!»[79]

– «А ну осади!» – наконец рыкнул бугай, не без труда отшвыривая беснующуюся кобылу быстрым и резким движением, будто стряхивая надоедливую муху. Отлетев, словно кошка, она приземлилась на все четыре ноги и похоже, несмотря на явное неудовольствие главаря, была намерена продолжать свои попытки добраться до меня, но очередной стон, раздавшийся рядом с ней, заставил бешеную дуру тотчас же изменить свои планы.

– «Ооооооооооой как бооооольноооооо!» – стонал лежащий на снегу серый худощавый земнопони с грязной синей гривой, поджимая под себя задние ноги – «Братан, кажись, убила меня сучка!».

Вскрикнув, кобыла метнулась к лежащему насильнику и аккуратно и очень бережно перевернула его на бок, склонившись над ним и тихо бормоча что-то успокаивающим голосом.

– «Ну что, Моу, обосрался?» – иронично спросил здоровяк, поворачивая голову и разглядывая корчившегося на снегу серого худощавого земнопони, со стоном державшегося копытами за пах – «Думал, ты тут умнее всех, дебил?».

– «Бляяяяяяя! Не издевайся, козлииииинааааа!».

– «Погляди, что там с ним» – распорядился кобыле синий здоровяк, сопровождая свои слова энергичным кивком в сторону корчившегося подельника и вновь принимаясь пристально и недобро разглядывать меня с головы до ног. Спутанный по всем четырем ногам, я мог лишь беспомощно раскачиваться в его захвате, вновь трусливо поджимая под себя задние ноги и хвост и мысленно молясь, что бы вздернутое платье не навело этого бегемота на какие-нибудь нехорошие идеи. Еще одного контакта с окружающей действительностью моя промежность вряд ли бы перенесла. Однако, волновался я зря – удовлетворившись осмотром заплаканной жертвы, пони бросил меня рядом с большой кучей промерзших, обледенелых сучьев, заставив вновь застонать уже от удара об утоптанный снег, после чего подошел к валявшемуся подельнику. Смаргивая набегающие на глаза слезы, я мог лишь беспомощно валяться, словно выброшенная злым ребенком сломанная кукла, и покорно ждать своей участи.

Но хотя бы без мешка на голове.