Стальные небеса

Медленное, тягучее раскачивание — и мечтательная полуулыбка на его губах. Почти ожесточенная скачка — и его хрип, и жилы, очерчивающие напряженную шею, и засиявшие мягким светом глаза, и мой всхлипывающий шепот: «Люк, Люк, Люк!»

Близость наша была громкой, влажной, очень порочной и земной — и в то же время настолько бережной, полной такой сокровенности, что у меня дыхание перехватывало.

Мы рассказывали до боли переплетенными пальцами, как невыносимо, бесконечно нужны друг другу. Просили прощения самыми интимными прикосновениями, покорностью и открытостью. Вжимаясь кожа к коже, узнавали по перестуку сердец, что так будет всегда — до конца веков я принадлежу ему, а он — мне, и ничто этого не изменит. И отступал страх: не было ему места в нашей лихорадочной, жаркой любви.

Мы отдыхали на ложе из драгоценных украшений, горячих и скользких от наших тел, вымотанные, расслабленные, пьяные от прошедшего удовольствия; легко касались друг друга, что-то бормотали нежное, глупое, смеялись — и вдруг ласки снова становились требовательнее, а дыхание — чаще, и непонятно, кто первый тянулся к другому, чтобы утолить вновь проснувшийся голод.

* * *

Я, не в силах пошевелиться, улыбалась в потолок, раскинувшись на кровати, а муж лежал, повернувшись на живот, и легко гладил меня под грудью. Мышцы мои мелко дрожали, волосы были влажными, и при этом тело было так расслабленно, будто я махом выпила пару бутылок лучшего в мире солнечного вина.

— В браке определенно есть свои плюсы, — едва слышно пробормотал Люк.

— Угу, — отозвалась я, жмурясь.

— Мне еще никогда не было так легко, детка. — Голос его был таким сонным и умиротворенным, что хотелось смеяться.

«И мне», — попыталась сказать я, но язык не ворочался. Я вся была полна упоительного, теплого счастья, и страшно было двинуться, чтобы не потерять это ощущение.

Но тело остывало и все сильнее ощущались украшения под спиной. Я с усилием повернула голову — Люк дремал и лицо его было спокойным и мирным. Кольцо с крупным изумрудом впивалось ему в плечо, из-под груди виднелось сплетение ожерелий, но мужу это ничуть не мешало.

Я поерзала, повернувшись на бок, кое-как отгребла из-под себя браслеты, колье и кольца, обхватила Люка за руку и замерла, рассматривая его. Спать не хотелось — и я могла бы лежать так вечность, если бы через какое-то время организм не напомнил, что, кроме телесных радостей, есть и телесные нужды, и надо заставить себя встать.

Когда я вернулась, успев ополоснуться и вдоволь насмотреться на красные отпечатки украшений на моей коже, Люк, обнаженный, стоял у окна. По обе стороны от него занавески трепетали от ветра. Оглянулся — я подошла, и он обнял меня. От него пахло потом и нашей близостью.

Небо было чистым, и мы смотрели поверх зеленого леса и крыш прибрежного городка на синее-синее море, спокойное, мирное.

Так мирно было и у меня на душе.

— Я хочу, чтобы таким был каждый день, — сказала я, прижимаясь к мужу. — Закончишь войну, и мы будем жить долго и счастливо. И не ссориться.

— Совсем? — усмехнулся он, поглаживая меня по плечу.

Люк не мог не шутить над смертью. Меня кольнуло страхом, но я мотнула головой, отгоняя его.

— Иногда можно, — великодушно разрешила я и с нежностью коснулась губами его пальцев на моем плече. — Мне тоже понравился процесс примирения.

Люк плескался в душе, а я, одевшись, собирала драгоценности обратно в шкатулки — Мария, конечно, со мной привыкла ко всему, но это было только наше умопомрачение, и я не хотела делиться им ни с кем. Руки были слабыми, я то и дело замирала и улыбалась.

Его светлость появился, когда я отдыхала в кресле, подтянув под себя ноги и откинув голову на спинку. Люк одевался, я с удовольствием наблюдала за ним. Часы в гостиной пробили двенадцать, и я наконец-то обратила внимание на будильник.

— Еще час до обеда, — с удивлением проговорила я. — А мне казалось, мы уже все на свете пропустили.

— Мало? В следующий раз буду больше стараться, — со смешком пообещал Люк, застегивая рубашку. Я глаз не могла оторвать от его длинных пальцев.

— Куда уж больше, — пробормотала я, потягиваясь и чувствуя, как отзываются дрожью мышцы. Он удовлетворенно хмыкнул.

— Да, мне сейчас не хватает только сигареты.

— Так кури, — благодушно согласилась я. — Не в покоях, конечно. Меня уже переломало табачной ломкой, и я больше не хочу убить всех курящих. Буду тебя нюхать и страдать, что мне ближайшие пару лет это недоступно.

— В кабинете покурю. — Он заправил рубашку в брюки, взялся за ремень, и от воспоминаний о том, как я нетерпеливо дергала его, пытаясь расстегнуть, по телу прошла мягкая горячая волна. — Когда буду Майки звонить, — продолжил муж хрипло. — У нас ведь были планы…

Я подняла голову — Люк жадно смотрел на меня, и от взгляда его снова что-то сладко сжалось внутри.

— У тебя еще есть силы? — спросила я насмешливо, поднимаясь. — У меня нет.

— У меня тоже нет, — признал он сокрушенно, кривя губы в улыбке и наблюдая, как я подхожу. — Но это не мешает мне тебя хотеть, Марина.

— Ну тогда, — я взялась за его ремень, — мы обойдемся без разврата.