Стальные пещеры

— Я понял. Но сначала… Как давно вы знакомы с доктором Василией Фастольф, мистер Гремионис? Или с доктором Василией Алиеной, если вам она известна под этой фамилией?

Гремионис замялся, а потом сказал с напряжением в голосе:

— Почему вы задаете этот вопрос? Какое он имеет отношение к делу?

Бейли вздохнул, и его угрюмое лицо помрачнело еще больше.

— Хочу напомнить, мистер Гремионис, что вам нечего скрывать и что вы намерены убедить меня в своей невиновности, чтобы я, в свою очередь, убедил в ней Глэдию. Просто скажите, как давно вы знакомы с доктором Василией. Если вы с ней незнакомы, так и ответьте, но будет только честно предупредить вас, что, по словам доктора Василии, вы с ней близко знакомы. Во всяком случае, настолько, чтобы предложить себя.

Гремионис как будто расстроился. Он сказал дрожащим голосом:

— Не понимаю, почему это надо во что-то раздувать. Предлагать себя — общепринятый социальный обычай, который никого третьего не касается. Ну да вы-то землянин, вот и зациклились на этом.

— Насколько я понял, она вашего предложения не приняла.

Гремионис уперся в колени стиснутыми кулаками.

— Принять или не принять — это ее дело. Кое-кто предлагал мне себя, а я отказывал. Тут нет ничего такого.

— Ну хорошо. Как давно вы с ней знакомы?

— Несколько лет. Около пятнадцати.

— Вы были знакомы с ней, когда она еще жила у доктора Фастольфа?

— Тогда я был еще ребенком, — ответил Гремионис, краснея. — Когда я только-только кончил курс и стал персональным художником, меня пригласили смоделировать для нее костюмные ансамбли. Они ей понравились, и с тех пор она пользовалась только моими услугами. В этой сфере, разумеется.

— Значит, вы заняли свое нынешнее положение, так сказать, официального персонального художника Института робопсихологии по ее рекомендации?

— Она знала мою квалификацию. Я прошел отборочные испытания наравне с другими и занял свое положение по праву.

— Тем не менее она вас рекомендовала?

— Да, — сердито буркнул Гремионис.

— И вы чувствовали, что можете достойно ее отблагодарить, предложив себя?

Гремионис поморщился и облизнул губы, словно избавляясь от неприятного вкуса.

— Это от-вра-ти-тель-но! Видимо, землянин иначе и думать не способен. Мое предложение означало только, что я хотел его сделать.

— Потому что она привлекательна и душевна?

Гремионис замялся.

— Ну, особенно душевной я бы ее не назвал, — сказал он осторожно. — Но привлекательна она бесспорно.

— Мне говорили, что вы предлагаете себя кому ни попадя без всякого разбора.

— Это ложь.

— В каком смысле ложь? Что вы себя предлагаете всем или что мне об этом сказали?

— Что я предлагаю себя всем. Кто вам это сказал?

— Мне кажется, ответ на ваш вопрос нецелесообразен. Вам понравится, если я буду называть вас как источник неприятной кому-то информации? Были бы вы со мной откровенны, если бы так думали?

— Ну, в любом случае тот, от кого вы это услышали, лгал.

— Возможно, это было просто преувеличение для пущего эффекта. Вы предлагали себя кому-нибудь еще до доктора Василии?

Гремионис отвел глаза:

— Раза два. Но не серьезно.

— А к доктору Василии вы относились серьезно?

— Ну-у…

— Насколько я понял, вы предлагали себя ей несколько раз вопреки аврорианскому обычаю.

— А! Аврорианский обычай… — в бешенстве начал Гремионис, но тут же взял себя в руки и нахмурился. — Послушайте, мистер Бейли, могу я говорить с вами строго конфиденциально?

— Да. Все мои вопросы имеют целью установить, что вы не имели отношения к смерти Джендера. Как только я удостоверюсь в этом, можете не сомневаться, что я сохраню в тайне все, что услышу от вас.

— Ну хорошо. В этом нет ничего дурного, и я ничуть не стыжусь, поймите. Просто я не люблю размениваться и имею право жить по-своему, верно?

— Безусловно, — ответил Бейли сочувственно.

— Видите ли, по-моему, секс тогда прекрасен, когда между партнерами возникла глубокая любовь и нежность.

— Мне кажется, это так и есть.

— Ну а тогда никого другого больше не нужно, так?

— Звучит логично.

— Я всегда грезил, как найду идеального партнера и никого больше не стану искать. Это называется моногамией. На Авроре она не существует, но на некоторых мирах ее соблюдают. И на Земле тоже, верно, мистер Бейли?

— В теории, мистер Гремионис.

— Это то, что нужно мне. Я ищу уже давно. Иногда я экспериментирую с сексом, но мне всегда чего-то не хватает. И вот я познакомился с доктором Василией, и она призналась мне… Ну, люди бывают очень откровенны со своими персональными художниками, потому что его работа — глубоко личная… И это уж совсем конфиденциально…

— Так продолжайте же.

Гремионис облизнул губы.

— Если то, о чем я сейчас расскажу, станет известно еще кому-то, я погиб. Она сделает все, чтобы я больше не получал заказов. Вы действительно уверены, что это имеет отношение к делу?

— Не сомневайтесь, мистер Гремионис, это может оказаться решающим.

— Ну, в таком случае… — Гремионис явно не поверил до конца. — Так вот: из того, что проскальзывало в разговорах доктора Василии со мной, мне стало ясно… — его голос понизился до шепота, — что… что она девственница.