Стальные пещеры

— Со всем уважением, доктор Фастольф, не могу не сказать вам, что вы, как и все аврорианцы, обладаете особой индивидуалистичной гордостью. Вас настолько удовлетворяла мысль, что вы — самый лучший робопсихолог, единственный, способный создать человекоподобного робота, что вы перестали замечать очевидное.

Председатель позволил себе улыбнуться.

— Тут он вас поймал, доктор Фастольф! Меня все время удивляла настойчивость, с какой вы утверждали, что вывести Джендера из строя было бы не под силу никому, кроме вас самих, хотя такое утверждение ослабляло ваше политическое положение. Но теперь мне понятно, что вы готовы пожертвовать своим политическим влиянием, лишь бы не утратить свою уникальность.

Фастольфу это явно пришлось не по вкусу, а Амадиро нахмурился и сказал:

— Господин председатель, я протестую. Мне еще не доводилось слышать столь злобной клеветы. Все это основано на бредовых фантазиях больного человека. Мы не знаем и, возможно, никогда не узнаем, действительно ли машину кто-то повредил, а если да, то кто. Не узнаем, действительно ли роботы гнались за машиной и говорили с мистером Бейли или нет. Он просто громоздит заключение на заключение, опираясь на сомнительные происшествия, свидетелем которых был он один — причем в полубредовом состоянии от страха, возможно, галлюцинируя. В суде все это не было бы принято во внимание ни на секунду.

— Здесь не суд, доктор Амадиро, — сказал председатель, — и я обязан выслушивать все, что может пролить свет на спорный вопрос.

— Пролить свет? Это блуждание в потемках, господин председатель.

— Но каким-то образом складывается определенная картина. Я не поймал мистера Бейли ни на единой нелогичности. Если признать, что он действительно испытал все, о чем говорил, то его заключения кажутся основательными. Но вы отрицаете все это, доктор Амадиро? Поломку машины, погоню, намерение завладеть человекоподобным роботом?

— Конечно, отрицаю! Категорически! — воскликнул Амадиро. (Улыбаться он перестал уже давно.) — Землянин может предъявить запись всего нашего с ним разговора и, без сомнения, заявит, будто я нарочно задерживал его долгими рассуждениями, приглашением осмотреть Институт, приглашением поужинать со мной… Но ведь все это вполне объясняется моим, как теперь видно, не вполне разумным желанием оказать ему любезность, быть гостеприимным. Я поддался определенной симпатии, которую питаю к землянам, только и всего. Я отвергаю его нелепые истолкования моих поступков и полагаю, что мое слово весит больше его измышлений. Моя репутация — достаточная гарантия, и эти высосанные из пальца построения никого не убедят, будто я — тот хитрый интриган, каким рисует меня этот… этот землянин.

Председатель неторопливо потер подбородок и сказал:

— Естественно, я не намерен обвинять вас на основе того, что услышал пока от землянина. Мистер Бейли, если это все, то этого недостаточно, хотя ваши соображения и не лишены интереса. Вы можете добавить что-нибудь доказательное? Если нет, то учтите, я больше не могу тратить время без толку.

78

— Я хотел бы остановиться только еще на одном, господин председатель. Возможно, вы слышали о Глэдии Дельмар. Или о Глэдии с Солярии. Сама она называет себя просто Глэдия.

— Да, мистер Бейли, — ответил председатель с досадой в голосе. — Я о ней слышал. И видел гиперволновую драму, в которой вы и она играете столь замечательные роли.

— Много месяцев робот Джендер находился у нее и под конец стал ее мужем.

Устремленный на Бейли неодобрительный взгляд председателя стал возмущенным.

— Чем-чем?!

— Ее мужем, господин председатель.

Фастольф приподнялся, но снова сел. Вид у него был расстроенный.

— Это противозаконно! — резко сказал председатель. — Хуже того: это глупо. Робот не может зачать ребенка. Детей с роботом у нее быть не могло. А статус мужа, как и жены, даруется только после изъявления желания иметь ребенка, если на него получено разрешение. Мне кажется, даже землянину это должно быть известно.

— Да, конечно, господин председатель, — сказал Бейли. — Не сомневаюсь, что и Глэдия это знает. Слово «муж» она употребляла не в юридическом, а в эмоциональном смысле. Она считала Джендера эквивалентом мужа. И относилась к нему как к мужу.

Председатель обернулся к Фастольфу:

— Вы об этом знали, доктор Фастольф? Он ведь был вашим роботом.

— Я знал, что она к нему привязалась, — ответил Фастольф с явным смущением. — Я подозревал, что она использует его сексуально. Но об этой противозаконной фантазии я узнал только сейчас от мистера Бейли.

— Глэдия уроженка Солярии, — сказал Бейли. — И слово «муж» для нее означает не совсем то, что для аврорианки.

— Более чем очевидно, — буркнул председатель.

— Но у нее хватало здравого смысла скрывать это ото всех, господин председатель. Никому на Авроре она об этой фантазии, как выразился доктор Фастольф, не говорила. Мне позавчера она открылась только потому, что хотела, чтобы я усерднее расследовал дело, так близко ее касающееся. Но, думаю, она все равно промолчала бы, не будь я землянином, способным понять ее толкование этого слова.