Стальные зубы субмарины

Возмущение клокотало в нем, обжигая саднящую свежими ранами душу. Его, Иосифа Моисеевича Эдельштайна, который бросил все и приехал сюда возрождать еврейское государство, который воевал плечом к плечу с самим Ариелем Шароном за независимость Израиля, получил медали и был даже ранен, какая-то канцелярская крыса, молокосос в погонах, обозвал «русским»! Старик был задет и обижен невероятно. «Сволочи! Никакого уважения к сединам! Что творится на этой земле! Куда подевалась справедливость, господи? Ничего, нас не сломали раньше и сейчас не выйдет! – Ветеран старался гордо держать голову высоко поднятой, выходя из низенького одноэтажного кирпичного здания, в котором размещалась круглосуточная приемная местной прокуратуры. Но, отойдя полквартала, он горестно сгорбился и остановился, опираясь на тросточку. – Бедный, бедный Натан! Сколько же тебе придется вынести при таком отношении! Как же быть-то, как же помочь тебе? Ведь ты же хотел как лучше, я знаю! Ты не мог просто так решиться украсть секреты, лишь что-то очень-очень важное могло толкнуть тебя на это!» Глаза заслезились сами по себе. Внук, конечно, совершил проступок, но это же ЕГО внук, кровиночка! Как можно было его запихивать в тюрьму без всякого суда, да еще и так унижать. Прервать священный ужин в Шаббат! Немыслимо! Старик отер рукавом старого кителя мокрые глаза; ордена и медали жалобно звякнули. Снова выпрямившись, он побрел в направлении дома, не обращая внимания на попадающихся по пути бродячих собак, которые с интересом поглядывали на странного прохожего.

Сколько надежды у него было, когда сразу после обыска он решил направиться сюда. Казалось, что стоит прийти и сурово спросить этих сукиных котов, что они за беспредел устраивают, как те немедленно извинятся и отпустят его любимого внука. Но не тут-то было. На него, ветерана двух войн, отдавшего здоровье и рисковавшего жизнью ради них же, смотрели как на пустое место. Заставили старика ждать почти два часа, а потом сквозь зубы бросили, чтобы не мешал работать и убирался к себе домой, поскольку его внук – Натаниель Эдельштайн – «враг народа», предатель и преступник. И сидеть ему в каталажке долго. О свиданиях не могло быть и речи, пока не закончится следствие, так что внука он так и не увидел. Передачи тоже не разрешили. Единственное, чего удалось добиться деду, и это хоть как-то подбадривало его, – вызвать адвоката. В конце концов он воевал, долгое время работал в престижной клинике, пока позволяло здоровье, в общем – связи были. Сделав пару звонков, он нашел хорошего специалиста, который взялся помочь его семье и, несмотря на раннее утро, тут же приехал. Но даже такому известному юристу пришлось нелегко. Все чиновники в погонах, словно сговорившись, старались вставить палки в колеса. Каждый по мере своих сил. Таково уж было отношение к людям, обвиняющимся по таким статьям, и сложилось оно давно. С трудом пробившись через заслоны прокуратуры, опытный защитник бегло ознакомился с обвинениями и подтвердил, что арест законный и все процедуры соблюдены. Но разве от этого старику стало легче? И, хотя адвокат заверил его, что сделает все, чтобы вытащить Натаниеля из тюрьмы, на душе Иосифа Моисеевича скребли кошки. Не первый год жил на земле. Ни один судья не выпустит под залог человека, подозреваемого в измене родине.

С такими невеселыми мыслями ветеран добрел до дома. Ничего не хотелось. Вставив ключ в замочную скважину, старик остановился и отступил от дверей. На востоке начинала алеть заря, в воздухе запахло утренней свежестью. «Нет справедливости на этой земле! – Он рассерженно ударил тростью о камень дорожки. – Я, дряхлая развалина, могу всем этим любоваться, а молодой парень, у которого вся жизнь впереди, сидит сейчас за решеткой в вонючей камере!» В бессилии отшвырнув трость в тень палисадника, он заковылял в дом.

Но и там не стало легче. Разбросанные кругом вещи, перевернутая мебель угнетали еще больше, оживляя воспоминания об унижении, которое пришлось пережить во время обыска.

Пройдя в гостиную, Иосиф Моисеевич подобрал упавший стул, поставил его посреди комнаты, больше напоминающей теперь захламленный сарай, и устало опустился на него. Перед глазами стояло лицо его внука. Как он смотрел на него, перед тем как уйти с этими фашистами! Даже в такой момент он помнил о своем деде, нуждался в его поддержке. «Молись за меня, дедушка!» – вспомнил последние слова, которые услышал из уст любимого внука. Молись?! Какой-то внутренний звоночек пробился к его утопленному в слезах и переживаниях разуму. Что-то раньше он не замечал за внуком такой набожности.