Но в это же самое время оживлялись увеселительные заведения, и среди них — развеселый кафе-шантан «Конкордия» с певичками-шансонетками всех видов и оттенков. Начиная свою карьеру на подмостках Парижа, Берлина, Вены и других городов, они после нескольких лет злоключений своей переменчивой судьбы всегда попадали в стамбульскую «Конкордию», а отсюда выход был только в Порт-Саид — самый безнадежный для них город. В «Конкордии» всегда можно было увидеть разношерстную толпу любителей мишурного развлечения: шансонетки уживались здесь с отчаянной рулеткой, где за короткое время дочиста обирали доверчивых игроков. Не в меру ею увлекавшиеся богачи в момент становились нищими, и нередки были случаи самоубийства.
Однако со временем «Конкордия» совершенно изменила свой прежний характер. Сначала посетитель входили в миниатюрный садик, где под навесом были расставлены стулья. Когда они занимали свои места, им предлагалось послушать скромную и целомудренную итальянскую оперу. И охотников оказывалось, на удивление, много: все места занимала семейная публика, среди которой было много дам и барышень. Так проходил вечер, и с последними звуками оперы европейская публика отправлялась спать.
Неподалеку от Перы, в лабиринте узеньких улочек, стоит неприметный домик, в котором скончался великий польский поэт Адам Мицкевич. Вернее, дом тот сгорел в 1870 г., но уже в 1880-х гг., благодаря стараниям жившего в то время в Стамбуле поляка Ратынского, на его месте был выстроен точно такой же. В декабре 1955 г., к 100-летию со дня рождения великого поэта, здесь был открыт скромный музей, который представлял собой постоянную выставку вещей, оставшихся после А. Мицкевича. В подвале дома стоит точная копия склепа, в котором останки поэта, а также хранится его посмертная маска. На первом этаже и в мезонине расположились репродукции портретов и бюсты Адама Мицкевича, выполненные различными мастерами, в том числе и Ксаверием Дуниковским, реставрировавшим «Вавельские головы»
[78]. Тут же лежат факсимиле оригиналов «Пана Тадеуша» и «Дзядов», издания «Пана Тадеуша» на разных языках и много других памятных вещей, среди которых — портреты русских поэтов А.С. Пушкина и К.Ф. Рылеева…«Полынью пахнет хлеб чужой…»
«В летописи 1920-й год отмечен как год мирного завоевания Константинополя русскими», — так напишет в своих воспоминаниях В.В. Шульгин. После Октябрьской революции 1917 г. десятки тысяч русских людей с тоской и слезами покидали свое отечество. В составе армии П.Н. Врангеля родные края оставляли 40 000 донских, 16 000 кубанских и 1000 терских казаков. Они плыли в страну, против которой не раз сражались, защищая свои земли и станицы. Еще так недавно воевали они против турок в Первую мировую войну, и вот сейчас им приходится снова направляться в Турцию — но уже не как завоевателям, а в силу жизненных обстоятельств. Как-то еще их встретит Восток и какая судьба выпадет им на чужбине? Вместе с казаками уходили за рубеж и атаманы, которые вовлекли их в Гражданскую войну, а теперь уводили за пределы России. Местом сосредоточения казаков и других беженцев стал Константинополь — жизненно важный для России город, который она хотела захватить и в Первую мировую войну. И вот теперь он был заполнен русскими, но заполнен поневоле — без каких-либо захватов.
Русские беженцы оставались в Стамбуле до 1940-х гг., но влияние их на жизнь города — особенно Перы — наиболее заметно было в 1920— 1924 гг. В эти годы на Истикляль открывались русские кафе и кабаре, а на окраинах — дешевые ночные клубы, в которых бывшие знатные дамы предлагали посетителям водку и другие русские угощения.
Везде была слышна русская речь, повсюду стояли русские беженцы, продававшие все, что только можно было продать, — пончики, цветы, открытки. Некоторые держали в руках пачки «николаевок» или «деникинских колокольчиков»… Кругом сутолока, крики, давка — народ суетится, наступает друг на друга. Здесь можно было увидеть полковника в погонах и с Георгиевским крестом на груди, который продавал газеты и безучастными глазами смотрел на прохожих. Бывшие землевладельцы торговали на улицах Стамбула спичками, сигаретами, рыболовными сетями и прочей бытовой утварью… Все исхудавшие, а в лихорадочно горящих глазах застыли бесконечная печаль и тоска.
Однако продавцов было слишком много, а покупателей мало, и русские люди брались за любую работу. Они становились плотниками и кузнецами, каменотесами и портными, садовниками и водителями, рыбаками и грузчиками, матросами на греческих торговых судах…