Стамбул. История. Легенды. Предания

В 906 г. многочисленное войско князя Олега, собранное со всех окрестных племен, спустилось вниз по Днепру, а конное побережьем отправилось к Царьграду. По выражению историка, князь хотел доказать, что «казна робких принадлежит смелым». Море покрылось ладьями Олеговых воинов, приведя в ужас жителей Византийской столицы. Правивший тогда в Византии император Лев VI Философ думал более об астрологических выкладках, чем о безопасности столицы своей империи, поэтому удовольствовался только тем, что повелел запереть гавань цепью. Но князь Олег поставил ладьи на колеса и под парусами двинулся к стенам Константинополя. Напуганные греки побоялись вступить в бой и только смотрели с городских стен, как «россы» опустошают окрестности. А потом запросили мира и подписали с русскими договор о мире и беспошлинной торговле. Начинался этот первый в истории Киевской Руси дипломатический договор словами: «Да умиримся с вами, Греки!». Византийский император поклялся Евангелием, князь Олег своим оружием и Перуном — богом грома и молнии. В память о победе Олег прибил на городские ворота Константинополя свой щит, а потом и возвратился в Киев.

После Олега на киевский престол вступил возмужавший к тому времени князь Игорь, который тоже хотел взять дань с Царьграда. Рассказы о подвигах Олега он слышал, наверное, с детства и жаждал повторить их. Но первый поход его на Царьград кончился неудачно. Греческие корабли встретили русские ладьи в море и стали бросать на них неизвестный раньше русским «греческий огонь». Князь Игорь потерял часть своего флота и отступил. Через два года он собрал большую дружину, нанял конницу печенегов и снова отправился на ладьях на Царьград. На этот раз византийский император не стал рисковать и уплатил дань.

Через 50 лет после заключения первого договора княгиня Ольга (мать князя Святослава), видя добродетельную жизнь христиан, захотела больше узнать о них. И живший тогда в Киеве греческий священник Григорий подробно рассказал ей о христианской вере и с увлечением описывал красоту богослужений в Константинополе. Будучи уже в преклонных летах, княгиня Ольга пожелала принять христианскую веру и отправилась в столицу Византийской империи, чтобы быть крещенной не простым священником, а самим патриархом.

Во главе большой свиты, в сопровождении священника Григория прибыла она в Царьград. Правивший тогда Византией император Константин VII Багрянородный не сразу принял Ольгу, и ее ладьям пришлось долго стоять в Золотом Роге. Когда же 9 сентября 965 г. русскую княгиню представили императору, он принял ее пышно, и в этот день во дворце был устроен великолепный обед. Однако княгиню не удостоили чести сидеть за одним столом с императорской семьей, и она обедала с придворными дамами. Во время обеда играла музыка, певчие и танцоры показывали свое искусство. А потом был приготовлен десерт на особом золотом столике, за которым княгиня Ольга сидела уже с византийскими императором и императрицей.

Крестил княгиню Ольгу сам Константинопольский патриарх, а восприемником ее был император Константин VII Багрянородный.

Князь Владимир (внук княгини Ольги) значительно раздвинул пределы Руси, но, достигнув внешнего могущества, не успокоил своего мятущегося сердца. Он видел бездушие языческих идолов, детство же напоминало ему дивные речи бабки о Едином Всемогущем Боге, и стал князь исследовать разные религии. Для этой цели он отправил посольство из десяти человек по разным землям, чтобы они на месте определили, кто как молится своему богу.

Что же почувствовали послы князя Владимира, вступив в храм Святой Софии в Константинополе? Они увидели его во всем великолепии: колонны и орнаменты нижних галереей были те же, что и сейчас, но над мраморными балюстрадами по золотому полю полукруглых пространств были выложены мозаичные изображения святых. Шестикрылые серафимы по треугольным парусам храма не являлись только орнаментами, и лица их (теперь закрытые золотыми звездами) дышали небесной красотой. В алтаре стоял престол, блиставший золотом и драгоценными камнями; над ним на четырех серебряных колоннах возвышалась сень, увенчанная главою с крестом из чистого золота.

Престолы патриарха и императора тоже горели золотом и драгоценными камнями. Кругом — дорогие вазы, паникадила, кресты; на расставленных аналоях лежали Евангелия, обложенные золотом. А в нартексе храма был изображен Иисус Христос, сидящий на престоле, с распростертым у ног Его императором Юстинианом.

Но не великолепие храма поразило сердца посланцев князя Владимира. Не меньшее великолепие видели они и в Риме, где в соборе Святого Петра тоже было собрано много сокровищ. Христианские изображения тоже вряд ли могли их тронуть — они были им тогда еще чужими. Особенно поразило их то, что они сразу почувствовали себя в храме Бога Живого и Истинного: «Мы не помнили себя, где стоим — на небе или на земле, и мы веруем, что сам истинный Бог живой с этими людьми». Это их впечатление решило судьбу нашего Отечества.