Мусульманские и христианские лидеры внимательно следили за успехами друг друга в сфере науки и искусства. Халиф просил императора Феофила прислать ко двору византийского математика Льва. Во владениях Феофила, в свою очередь, обнаруживаются арабские черты. Феофил – возможно, под впечатлением от рассказов о «Городе науки» в Багдаде (на самом деле это был Мадинат-ас-Салам, «Город мира») – запустил программу строительства и искусств. Феофил был иконоборцем, его Врийский дворец, говорят, был копией Багдадского дворца, а его механическое декорирование повторяло диковинки, созданные Харуном ар-Рашидом (тем самым халифом, который в качестве образчика своих чудес послал Карлу Великому часы и вокруг которого крутятся некоторые сюжеты сказок «Тысячи и одной ночи»){560}
.Так что, хоть приезжие и отмечали исключительную театральность, царившую при императорском дворе в Константинополе, где императоры восседали на тронах с гидравлическим приводом, украшенных щебечущими птичками, однако все это было порождением «гонки вооружений» в сфере изобретений. Начиная с 980 г. из арабской Андалусии стали доноситься слухи о возведении роскошного дворца – его с 979 г. начал строить в Кордове халиф из династии Омейядов, Абд ар-Рахман III ан-Насир. Сейчас на его месте великолепные обгорелые развалины, а когда Мадину аз-Захра («Сияющий город») только-только построили, дворец был блистателен. Его сложили из белого африканского мрамора и украсили золотыми и серебряными изразцами, тут были водоемы, словно покрытые ртутью и отражавшие свет, слепивший ошеломленных гостей. Этот дворец называли «наложницей в объятиях темнокожего евнуха». Здесь также имелся движущийся трон и механические птицы. Лет через 80 после постройки дворец был разрушен в ходе гражданской войны. Сейчас этот красивый белый мрамор покрыт табачно-бурыми пятнами – в тех местах, где камни прожигал стекавший с крыши свинец.
Ислам охватил такие огромные просторы, что общий доход стал просто ошеломляющим. По оценке одного из ученых, в современном эквиваленте материальная выгода от завоеваний мусульманской армии составляет многие и многие миллиарды долларов{561}
. Неудивительно, что местные правители принимали дары и послов из далеких стран: например, из Кореи и Индии. Халифы закатывали свадебные пиры, где и гости, и украшения были буквально сплошь покрыты жемчугами и рубинами, где в качестве прощальных подарков дарили кошельки, полные серебра и золота{562}. Арабские серебряные дирхамы распространились по всему Среднему Востоку, Северной Африке и южной части Европы, связывая воедино пути влияния и распространения богатства{563}.Теперь уже византийцы мечтали о Багдаде, впрочем, так же, как мусульмане – о Византии. Константинополь столкнулся с тяжелыми испытаниями – и моральными, и физическими.
Торговая культура, многогранность, зависимость от поставок с севера, юга, востока и запада, а также непоколебимая вера в свою ниспосланную Богом миссию – все это тут же придавало Константинополю уверенности в своих силах. В сочинении «Об управлении империей», написанном Константином Багрянородным в X в., не раз встречается слово «barbaroi», а в его настольной книге об этикете при императорском дворе («О церемониях») в подробностях описывается, как наилучшим образом (а значит, к наибольшей выгоде) обходиться с иноземными послами. Жители Константинополя не понаслышке знали о взглядах, которых придерживались на просторах мусульманской империи, плотным кольцом окружившей их земли. Опрометчивые враждебные действия только привели бы к джихаду. Константинополь, Град Божий – это город, который нельзя упустить, а нужно сохранить. Этому городу нужно полагаться не на прямую агрессию, а на дипломатию и силу. Нужно было защитить защитника веры. Для того-то в Константинополь и призвали этот народ, некогда штурмовавший его ворота, – викингов.
Глава 44. Варяжская стража