Стамбул. Сказка о трех городах

Церемония посвящения Константина началась в новой церкви Святого Мира (или церкви Святой Ирины, более поздний вариант которой до сих пор стоит на территории дворца Топкапы). Константин построил ее по соседству с языческими храмами Аполлона и Афродиты. Впрочем, возможно, он просто расширил домовую церковь. Однако далее торжественная процессия в честь основания города – с дарами из матери всех городов, Рима, – по пути к форуму Константина проходила мимо языческих храмов Реи и Тихе, а также храма Фортуне Редукс (богине, отвечавшей за благополучное возвращение людей домой){195}. Вдоль церемониального пути, Месы, тут и там встречаются грандиозные навесы из камня и бронзы – сооружения с четырьмя колоннами (под названием тетрапилоны), укрывающие статуи императора, а со временем – христианские реликвии.

Если сегодня пройтись по тому, что осталось от Месы, по улице Диван-Йолу, до ее пересечения с улицей Узунчарши, можно представить себе вид этих великолепных конструкций – хотя многочисленные кебабные, ирландские пабы и продавцы брелков не вполне отражают атмосферу, царившую на древней дороге. Во времена Константина по обе стороны Месы росли цветы и хлеба. Должно быть, первый город Христа выглядел и был оформлен великолепно.

Во времена правления Константина Византийский ипподром подновили и снабдили cavea –  расположенными в несколько ярусов местами для сидения. Возведенный Септимием Севером Милий, обозначающий расстояния до всех городов империи, переделали, превратив его в современный вариант Августова Золотого мильного камня, Milliarium Aureum. Теперь языческий Милий Севера был увенчан религиозной группой, изображающей Константина, его мать Елену и фрагмент Животворящего креста, который, как (позднее) утверждали, она нашла в Иерусалиме. Благодаря этим усовершенствованиям в Милие, Константинополь тут же оказался в самом центре сети путей сообщения, ведущих даже за пределы империи.

К роскошным бронзовым вратам императорского дворца вел Ахиллов портик. Перистиль переименовали в Августейон – в честь матери Константина, Августы Елены. Над второй Троей возвышалась и серебряная статуя этой второй Елены. Еще тысячу лет, пока многие жаждали осадить этот город, его жители (которые жили бы в самой Трое, если бы Константин предпочел придерживаться своего первого плана – так пишут) рассказывали друг другу предания о Троянской войне, заказывали или переделывали из старых статуй троянских героев и собирали тексты этой легенды для своих библиотек и скрипториев.

Из того, что Новый Рим, как и Древний Рим, стоит на семи холмах, многое понятно, и об античном прошлом этого города сложили новые мифы. И вести дела в этой метрополии, которая теперь стала в четыре-пять раз больше того, что оставил по себе прежний византийский градостроитель, Септимий Север, пригласили не представителей древних родов Рима, а новых людей. Новый Рим обладал неким внутренним великодушием: перенимая могущество своего города-предшественника, он просил дозволения обыграть свежие, заманчивые идеи о том, как жить на свете.

В те времена это был грандиозный эксперимент. При этом, как ни странно, все это в определенном смысле было не ново. Римские императоры нередко создавали города в свою честь – большинство современных Константину летописцев не комментировали его поступки. Долгое время считалось, что духи, нимфы, боги и богини действительно обитают в городах, храмах и святилищах. Пусть Христос – некий новый полубог, зато он далеко не первый, кого чествовали таким образом. Но ясно одно – в Константинополе, отвергшем свое греко-фракийское имя, под которым его знали не менее 1000 лет, сложилось мнение о том, что город обрел исключительное значение. Ведь именно из Константинополя, по искреннему убеждению его жителей, всевидящий и всемогущий Господь будет править миром.

Отныне цель Римской империи, да и тех, кто ее представлял, состояла не только в захвате земель, но и в сохранении общности с духовным началом – чтобы захватить умы.

Глава 15. Вера, надежда, милосердие и Никейский символ веры С 324 г. н. э.

Он разрушал их до основания, особенно же капища, пользовавшиеся уважением беззаконных.

Евсевий Кесарийский, «Житие Константина»{196}