Стамбульский оракул

Бей закрыл глаза, глубоко вздохнул, взял из верхнего ящика стола чистый лист бумаги и перо и только тогда ответил:

— Ничего важного. Дело в другом. Мы не можем больше доверять преподобному Мюлеру. — С этими словами бей начал писать короткое письмо.

Элеонора время от времени заглядывала ему через плечо.

Преподобный Джеймс Мюлер!

С сожалением сообщаю о прекращении Ваших занятий с госпожой Элеонорой Коэн. Непреодолимые обстоятельства, которые мы с Вами, к моему прискорбию, не можем обсуждать, вынуждают нас прервать все отношения с Вами. Госпоже Коэн очень полюбились Ваши уроки, и она желает Вам всяческих успехов и благополучия, так же как и я. Мы оба искренне надеемся, что это решение не доставит Вам никаких неудобств и не нанесет ущерба.

Искренне Ваш,

Монсеф Барк-бей.

Прежде чем вложить лист в конверт, бей перечитал письмо и посмотрел на Элеонору — одобряет ли она написанное. Вот и все, на этом ее занятия закончатся. В том, что она поступила правильно, сомнений не было, но кошки на душе скребли по-прежнему. Элеонора пробовала читать, пообедала, в конце концов уныло поплелась к себе и скользнула в постель, вспоминая слова генерала Кржаба о природе истины: «Скользкая рыба, что сверкнула чешуей в воде, благородный боец, который не боится поставить жизнь на карту, но и тяжкий груз, что тянет корабль на дно». Чистая правда. Чем сильнее Элеонора восхищалась идеей истины в теории, тем больше вопросов возникало по практическому применению. На следующее утро Элеонора проснулась от щелчка открывающейся двери и тихого мурлыканья — госпожа Дамакан напевала знакомую мелодию. Сны разбежались в разные стороны, словно мыши по углам — кто куда. Элеонора потерла глаза, выбралась из кровати и пошла в купальню. Влажный воздух был пропитан запахом мыла. Утро заглядывало в окошко над умывальником, словно бродяга. Элеонора шагнула в воду и немедленно покрылась гусиной кожей. Дрожь пробежала по спине, и она начертила букву S на поверхности квадратной голубой плитки.

Затем она ухватилась за край ванны, запрокинула голову, и госпожа Дамакан принялась за ее волосы. Что теперь делать? Без занятий будущее казалось безбрежным океаном, недели и месяцы потянутся бесконечной чередой приливов и отливов. Она не жалела о том, что сделала, ведь она поступила правильно, но результат ее огорчал. Кроме того, ее пугала возможность ошибки: а что, если обвинение было несправедливым? А вдруг ей показалось, что преподобный открывал ящик? Может быть, он просто-напросто любопытствовал? Движения губки успокаивали, она нагнулась вперед и обхватила колени руками. В полумраке купальни можно было разглядеть, как в плитках на стене отражается ее силуэт, красная от мочалки кожа и высоченная, как свадебный торт, башня из пены на голове. Она коснулась подбородком воды и подумала о кувшинках.

— Элеонора…

Госпожа Дамакан тихо звала ее, как будто произносила магическое заклинание, записанное на оборотной стороне амулета. Старая служанка пересела так, чтобы видеть лицо девочки. Ее платок сбился сильнее обычного, из-под него выбивались жесткие седые волосы, в которых узкими лентами змеились редкие черные пряди.

— Ты верно поступила, — сказала она. — Правильно.

Как она узнала о том, что произошло, — Элеонора ума не могла приложить. Но уверенность ее гол оса унесла прочь все сомнения, по крайней мере на некоторое время.

— Ты правильно поступила, — повторила госпожа Дамакан. — Ты все правильно сделала.

Сполоснув Элеоноре голову, служанка вынула пробку, собрала одежду и оставила девочку в одиночестве наблюдать, как серая мыльная вода закрутилась водоворотом и со всхлипом исчезла в сливе. Когда последняя капля воды утекла, дрожь пробежала по Элеонориному телу, а все волоски на коже встали дыбом.

Глава 16

Прекращение занятий не слишком нарушило привычный распорядок. Элеонора по-прежнему вставала рано утром, умывалась и спускалась в столовую позавтракать с беем. Дневные часы проходили в кресле за полковничьим столом, там она читала, накручивая прядь волос на палец. Книг в библиотеке достало бы, чтобы занять ее на ближайшие пару лет, но без размеренных шагов преподобного Элеоноре трудно было сосредоточиться. Чтение античных историков и ораторов преподносило ей загадки, страницы книг воскрешали жаркие споры ушедших веков, но мысли Элеоноры нередко блуждали далеко от книги. Даже легкое чтение — случайно обнаруженные детективные романы и полное собрание сочинений Бальзака — с трудом удерживало ее внимание.