Стань моей, если осмелишься (СИ)

— Раненных сюда, я готов! — говорит Тимофей.

Вслушиваясь в их голоса, я не замечаю, как Жнец уже отполз к стойке с мечами и вытянул оттуда длинную катану[2].

— Давай сделаем так, чтобы это было честно? — он направляет в мою сторону острый кончик лезвия.

— В прошлый раз ты не пытался быть честным, — постучав по месту, куда он всадил мне нож, отвечаю.

— Да, надо было тебя убить ещё в тот день, именно поэтому я всегда убиваю сразу, не люблю тратить время на бессмысленные разборки и разговоры, — наши мечи встречаются, звуки бесконечных ударов эхом разносятся по его огромному кабинету.

— Чего ты добиваешься? А? — запыхавшись выкрикивает Жнец. Ему трудно из-за веса катаны, она длинная и тяжелая.

— Хочу занять твоё место.

— Ты и так бы получил его!

— Нет, я не дожил бы!

— Я собирался извиниться, дочка Варана нашлась, знаю, что зря тебя ранил в тот день.

— Ты никогда не извиняешься, хочешь, чтобы от удивления я потерял сознание?

Жнец усмехается.

На самом деле он хочет, чтобы я растерялся, пропустил удар или остановил бой для серьёзного разговора, тогда он бы смог меня одолеть, Жнец точно взломщик замков, подбирающий отмычку к моему.

Этому человеку чуждо светлое, в душе осталась одна только чернота.

Грохот в коридоре становится громче, мой человек заматывает Ваню скотчем от плеч до пят и удаляется помогать остальным, оставив его лежать как личинку в углу кабинета.

Лавируя между мебелью и парируя атаки друг друга, мы уже разнесли тут всё что только можно, осталось сжечь эти щепки, чтобы остался лишь пепел, но обстановка вокруг нас не трогает, мы продолжаем этот бой.

Пнув дубовый стул, в мою сторону, спинка выбивает из моей руки меч, я пячусь назад, растирая ушибленную руку, бегая взглядом в поисках чего-то способного заменить оружие.

— Ты так хорош в этом, потому что ты мой сын. До встречи в аду, — он замахивается чтобы снести с плеч мою голову, я даже не успеваю отреагировать на это, потому что у меня начинаются сильные глюки.

Я вижу, как к панорамному окну на большой скорости приближается автомобиль???

— Папа! Тут тачка! — кричит в грязи и пыли замотанный Ваня, лежа на боку как жирная гусеница.

— Что за?

Жнец поворачивается в тот момент, когда автомобиль с огромным кенгурятником[3] разбивает вдребезги панорамное остекление, и, влетев внутрь, доломав стол, становится на его место.

Не теряю времени, крадусь за фламбергом и готовлюсь к атаке.

— Вот это я понимаю посадка! Я и подумать не мог, что с первого раза всё так четко получится! — Годзилла открывает дверь и выходит из помятого автомобиля с треснувшими окнами, сняв шлем, он продолжает: — А вот и я! — Игнат раскидывает руки в разные стороны, как будто вышел на сцену и его тут встречают. На нём надет защитный костюм как у мотоциклиста.

Взмахнув мечом, я рассекаю им воздух вместе с шеей Жнеца.

Всё вокруг окропляется горячими багровыми брызгами.

— Чёрт! Я не успел поздороваться! — недовольно кричит Игнат, скрещивая руки на груди, корча обиженную гримасу.

Обезглавленное тело Жнеца падает на колени, как бы извиняясь за все свои ошибки перед тысячами убитых, а потом полностью шлёпается на пол.

Ваня орёт и плачет. Мне становится его жаль, я раздумываю о том, чтобы отправить его в психушку, но Игнат стреляет ему в голову, быстрее, чем я успеваю озвучить свои мысли. Визги тут же стихают.

— Я сегодня чертовски нервный. Даже не знаю, что на меня нашло, — играючи прикрыв рот ладонью, говорит Игнат.

— Ты же оставил его в живых, не потому что он знает код от сейфа?

Мне бы засмеяться, но для этого нет сил.

Всё закончилось, но на душе легче не стало.

Глава 49. Туфли

Почему-то от Игната и Нарвала нет никаких вестей. На телефон не могу смотреть, потому что они не отвечают на мои сообщения и звонки. Спрашивать у отца про его друга боюсь, раньше никогда не интересовалась, он может заподозрить неладное, а мне не нужно его внимание и дополнительные проверки.

Живот крутит как перед экзаменом, а что если Нарвал погиб? Вдруг Игнат не успел ему помочь? Или просто решил не ввязываться.

Воображение подкидывает ужасные картинки с Нарвалом, лежащим на полу какого-то подвала, истекающим кровью.

Сердце начинает заходиться тахикардической дробью, становится душно, голова идёт кругом.

В диком волнении я не замечаю, как скручиваю в руках рекламку, попавшую под руку, пока она не рвётся на две части.

— Давай эти туфли возьмём, они подойдут к твоему небесно-голубому платью, — задумчиво говорит мама, ставя рядом с моей ногой туфли, усаживаясь на другой край пуфика.

— Мне нравится этот узор с инкрустацией, ты молоденькая, такие яркие вещи украшают нежный образ, — мама делает паузу, водит в воздухе пальцами перед моими глазами, а потом поворачивает мою голову к себе за подбородок и ловит мой взгляд.

— Такая бледная… Тебе плохо?

— Всё хорошо, — натянуто улыбаюсь, но получается неубедительно.

— Нет, ты, пожалуйста, не обманывай меня. Волнуешься?

— Так, а чего волноваться? Меня же никто не съест на вашем аукционе, — подбираю мусор и сую босую ногу во вторую туфлю, как робот прохожусь туда-сюда, чтобы мама оценила.