Стань моей куклой

— Не ломайся рано… — вновь подхватил на руки и в мокрой одежде, льнувшей к телу, понес в медицинское крыло. В процессе ходьбы с волос стекала вода на асфальт. Я была неестественно прогнута в спине, руки плетьми висели вниз, а Максим подкидывал меня, чтобы встряхнуть и привести в сознание.

Потом больница и белая кровать…  капельница, ненавистный голос психиатра.

— Она себя убивает. Специально. А я говорила у нас с ней будут проблемы. Плохой материал для Куклы, кто хотел поэкспериментировать? Ну? Кто хотел поэкспериментировать? Сколько раз говорила — материал должен быть достаточно побит жизнью…

Лекарства. Палата провоняла противными лекарствами, которые забивались в носовые проходы, горло и глаза. Вены посинели от того, сколько их кололи иголками. Я чувствовала только умиротворение, глядя сквозь множество врачей в белых халатах в окно на свободный ветер и солнце. Боковым зрением фиксировала Максима, стоявшего в уже высохших после нашего купания шортах. А он не умел смотреть боковым, мог только прямо, поэтому его взгляд всегда прямой на мне, руки спрятаны в карманах, расслаблен и спокоен.

И вновь я безмолвная оказалась на его руках, Максим что-то говорил про упертых зараз, которые повадились передвигаться на нем, но он не соглашался оставшуюся жизнь носить меня на руках.

Уже поздно ночью на том же балконе я успокоилась. Молча лежала и наблюдала за луной на небе. Сзади на соседней подушке на стороже, почти впритык тело Максима. Должно быть не рад тому, какой выбрал дефектный рабочий материал.

— Максим… сколько мне осталось?

Он пододвинул подушку, локоть поставил рядом с моей головой.

— Всё зависит от личных качеств испытуемого, — немного помолчав, добавил. — Это моя ошибка. Не надо было тебе говорить подробности.

Я промолчала и продолжила рассматривать сквозь стеклянное огорождение забора роскошный вид на море. Даже до сюда доносилась приятная песня шумной воды. На песке, очерчивая береговую линию, горели яркие фонари, которые полностью захватили мое внимание.

Перебинтованную кисть лелеяла возле груди, как маленького ребенка. С полным желудком таблеток чувствовала себя наевшейся на годы вперед и цеплялась за огоньки света на берегу. У меня отобрали все огоньки, нет больше ни одного. Хоть один маленький фонарик осветил бы путь и я бы мотыльком вспорхнула.

Обезумевшая, потерявшаяся хваталась за любую нить и тянулась. Но каждый раз нити обрывались.

Меня приговорили к скорой кончине, точную дату смерти не назначили, но в том, что она случится скоро — не секрет.

В таблице у ректора на третьем курсе бедняков числилось всего несколько штук из приглашенных шестидесяти в каждом году. Значит, максимум два года при лучшем раскладе. Необходим огонек, чтобы продолжить жить, ведь умирать легко только в сказках.

Неизвестный огонек отсоединился на пляже, должно быть чей-то телефон. Молодежь развлекалась и купалась ночью. И ко мне в тот же момент пришла цель…  молнией поразила нервные окончания. Я потрогала металлический ошейник, на котором теперь должна сидеть.

Вот она цель… есть за что еще цепляться. Вернуться — я не вернусь домой. Но осталась маленькая смутная цель, которая заставила сердце забиться чаще и кровь прилить к телу, а легкие наполниться кислородом.

Максим лежал за спиной и совершенно точно не видел моей безумной улыбки, изуродовавшей лицо.

До Августина Бонифация мне не добраться. И его лагерь Смерти простой девчонке не уничтожить — это глупые надежды наивных дурочек. Мечты…  Но одну цель можно достичь. Здесь учится его наследник Бонифаций. И если я здесь умру, как человек, его сынка потяну за собой. Судя по поступкам, он такая же мразь, как и отец. Не знаю каким способом, но потяну парня за собой в могилу. Нас похоронят вдвоем…  по соседству…  а земляные черви будут лакомиться нашей плотью.