– Я иду по улице Атлантик до поворота на улицу Вандербильта. Сажусь на автобус B69, который идет в центр, и выхожу на пересечении улиц Вандербильта и Декалб. Я все поняла. Я не совсем беспомощная.
Бекетт нахмурился и бросил взгляд в окно рядом со столом. От начавшегося косого дождика на стекле оставались серебристые капли.
– Наверное, мне лучше пойти с тобой.
Я захлопнула ноутбук.
– Сегодня у тебя выходной, не забыл?
– Не забыл, – отозвался он. – Но тебе же придется закупить все необходимое для того, чтобы здесь обжиться, так ведь? Еду, матрас, наверняка что-нибудь еще. А с завтрашнего дня я буду возвращаться с работы не раньше семи.
– И что?
– И то, что тебе нужно узнать город получше. Сегодня этим и займемся. Ну или хотя бы я покажу тебе наш район.
Я закусила губу.
– На улице дождь. И сегодня у тебя выходной.
– И мне решать, как его провести.
Он покачал головой.
– Боже, какая же ты упрямая.
– Я пыталась быть тактичной! – ответила я, уперев руки в бедра.
Я бросила на него уязвленный взгляд, и он рассмеялся.
– Я понял. Ты из этих девушек.
Я округлила глаза.
– Прошу прошения? Из
– Которые всегда пытаются все делать сами и не принимают помощь от других.
Я скрестила руки на груди.
– Если я правильно помню, буквально вчера вечером я, забыв о гордости, в эпичной манере просила тебя о помощи.
– Да, но это другое. Готов поспорить на миллион баксов, что, если бы я предложил тебе этот план, ты бы меня поблагодарила, но отказалась.
– Ты недооцениваешь степень моего отчаяния, – сказала я. – И с каких это пор независимость стала плохой чертой?
– В ней нет ничего плохого. Но отказываться от помощи – глупо.
Я принялась буравить его испепеляющим взглядом. Он посмотрел на меня, отвел глаза, потом посмотрел еще раз.
– Ого. Уже давно девушки не бросали на меня таких взглядов.
– Видимо, ты уже давно не называл девушку глупой?
– Я не говорил, что
Он провел рукой по волосам.
– Слушай, можно я просто провожу тебя до этого гребаного магазина? Матрас будет весить как черт знает что, на улице льет как из ведра, а в автобусах часто ездят не самые приятные персонажи. Не знаю, заметила ли ты вчера, но этот район не похож на центр Манхэттена!
Я стояла поджав губы и все так же держа руки скрещенными на груди.
– Там
За окном сверкнула молния, и через мгновение загрохотал гром. Косой, мелкий дождик превратился в плотный ливень и застучал по стеклу так, словно хотел пробраться внутрь. Самодовольная улыбка Бекетта жутко раздражала.
Я махнула руками.
– Ладно, поступай как знаешь.
Через двадцать минут мы уже ютились под моим зонтом на автобусной остановке – я в пальто, он – в своей спортивной ветровке. Дождь лил сплошным потоком.
Я взглянула на Бекетта, чувствуя, как меня снова охватывает это надоедливое чувство защищенности, к которому вдобавок приплетается странная смесь эмоций.
Мама всегда говорила, что нет ничего важнее благодарности.
Я еще раз посмотрела на Бекетта, а потом перевела взгляд на укрытую серым небом улицу, вдоль которой в ряд выстроились дома.
– Я привыкла быть одна, – тихо сказала я.
Бекетт стоял так близко, что я почувствовала, как он переступает с ноги на ногу.
– Да, я понимаю, – сказал он. – Я тоже к этому привык.
– В такой ситуации ты учишься поступать определенным образом, – продолжила я.
Мимо нас проехал старый седан с низкой посадкой и проржавевшим капотом.
– Чтобы выжить, – добавила я.
Я подняла на него взгляд. Он посмотрел на меня в ответ, потом отвел глаза и кивнул.
– Я понял.
– В общем, я пытаюсь сказать, что…
– Не нужно, – перебил меня он. – Все хорошо.
Я нахмурилась.
– Мама говорила мне, что благодарность…
– Едет наш автобус, – сказал Бекетт.
Автобус В69 медленно подъехал к нам и остановился; двери с шипением открылись. Бекетт довел меня до передней двери и закрыл зонт.
– После тебя.
Я застыла на месте и смерила его взглядом.
Он вздохнул.
– Всегда пожалуйста, Росси. А теперь поднимайся уже в чертов автобус, пока мы не промокли насквозь.
Я поднялась в чертов автобус.
Бах!
В магазине спорттоваров я выбрала себе одноместный надувной матрас. В сдутом виде он представлял собой толстый резиновый чехол и был упакован в коробку, которая – как и говорил Бекетт – весила как черт знает что. Уже через десять минут у меня заныли все мышцы. Бекетт молча забрал ее из моих отваливающихся рук, закинул на плечо и бросил на меня взгляд, говоривший: