Стань моим завтра

– Я не знаю, как его исправить, потому что сейчас он именно такой, каким должен быть.

– Я понимаю. Мне нравится твоя история, Зельда.

– Правда?

– Да. И мне понравились твои слова про то, что будущее станет светлее, если облегчить груз несчастий, произошедших в прошлом. Это и моя история тоже. Именно поэтому я и согласился участвовать в ограблении, за которое сел в тюрьму на два года.

– Что ты имеешь в виду?

Даже в темноте и на расстоянии, разделявшем наши кровати, я видел, как блестят ее большие глаза.

– Дедушка взял меня к себе, когда мне было восемь лет. Моя мама-наркоманка и отец-алкоголик бросили меня, поэтому дедушка начал обо мне заботиться. Он делал все, что мог, следил, чтобы я ходил в школу. У него не было ни денег, ни хорошей работы, но зато была внутренняя целостность. Это единственное, что он мог оставить мне в наследство, а я его подвел.

Я перевернулся на спину и, переплетя пальцы, положил руки под голову.

– Участие в ограбление шло вразрез со всеми его принципами, но тогда мне уже исполнился двадцать один год, я пахал на двух работах, а он лежал в хосписе. Цирроз печени. Я знал, что у него мало времени, и хотел дать ему лучшую жизнь. Свозить его в какое-нибудь красивое место, пока он не умер. Может быть, на теплый пляж, где он смог бы посидеть на песке и, куря трубку, подставить лицо солнцу.

– Но этого не произошло, – мягко проговорила Зельда.

– Нет. Меня поймали. Дедушка умер через три дня после того, как начался мой тюремный срок. Медсестры из хосписа говорили, что ясный ум покинул его раньше. Он не знал, что я совершил. Не знал, что я пытался взять чужое и что из-за этого погиб человек. Он ничего этого не знал.

Я повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на Зельду.

– Только по этой причине я до сих пор могу вставать с кровати по утрам.

Я представил, что моя история зависла в воздухе между нами в виде облачка с напечатанными словами, которые Зельда могла прочесть, а я не мог взять обратно.

– Твой дедушка очень хорошо тебя воспитал, Бекетт.

– Он сделал все, что было в его силах, но я все испортил. Я совершил огромную, кошмарную ошибку. После такого непросто оправиться.

– И ты сделал бы что угодно, чтобы изменить прошлое.

– Да, – согласился я. – Что угодно. Я бы пришел в агентство «Проект “Бабочка”».

– Я тоже, – сказала Зельда. – Я сделала бы даже больше, чем что угодно.

Я повернулся боком, чтобы видеть ее лицо. Я был готов слушать, если она захочет говорить дальше, или молчать, если она решит, что пора засыпать. Она заговорила. Из гнезда, в которое она превратила одеяло, донесся ее голос, полный глубокой, вязкой боли. Слова выходили наружу из какого-то потаенного, одинокого уголка ее души. Они были проржавевшими от того, что так долго без надобности лежали на дне этого мрачного колодца. Внезапно даже сумрак, стоявший в нашей квартире, показался мне не таким темным.

– Мою сестру похитили, – сказала Зельда. – Ей было девять. Мне – четырнадцать. Это произошло на моих глазах.

Во мне напряглись все мышцы до единой.

– На твоих глазах?..

– Да. Я все видела, но не смогла этому помешать. Я пыталась. Я бежала так быстро, как только могла, но фургон ехал быстрее. Я кричала так громко…

Она осеклась, и я зажмурился в темноте, пытаясь прогнать из головы образ маленькой девочки с развевающимися черными волосами, бегущей вслед за сокровищем, которое ей было уже не догнать.

– Господи, Зельда…

– Но я… всех подвела. Я подвела сестру. Подвела маму с папой.

Она судорожно вдохнула.

– Вот почему у меня случаются панические атаки в кафе, когда мне задают вопросы о семье. Я не приезжаю домой, потому что там у меня начинаются истерики, да я и не хочу туда ехать. Чувство вины сжигает меня изнутри, как пожар.

– Они же не винят тебя в том, что случилось?

– Нет, – ответила она. – Но это и не нужно. Я знаю, что произошло. Я там была.

Я вдруг понял, что, сам того не замечая, сжал руки в кулаки.

– Этого человека поймали? Я имею в виду…

– Да, его поймали, – произнесла Зельда. Ее голос звучал почти спокойно – лишь слегка подрагивал на краях фраз. – Гордон Джеймс признался в похищении и убийстве. Он уже десять лет гниет в камере смертников в Филадельфии, и мы – моя семья и я – ждем, когда назначат день его казни. Когда он наступит, я буду сидеть в этой комнатке и смотреть, как эта сволочь умирает. Наверное, для того, чтобы наконец перевернуть эту страницу. Чтобы испытать облегчение. В отличие от Мамы, я не могу нажать на курок, но могу хотя бы посмотреть на это со стороны, понимаешь?

«Тебе не нужно смотреть, как умирает человек, Зельда…» – тут же подумал я, но не стал озвучивать эти слова. Я не имел права указывать, что принесет ей облегчение и спокойствие. Не мне было говорить, что сможет снять с ее хрупких плеч этот страшный груз.

Зельда тяжело вздохнула.

– Вот о чем мой роман на самом деле. Я не могу вернуться в прошлое и спасти сестру от этого подонка, но Кира на это способна. Мама на это способна, а мне… мне это необходимо.