До начала проведения испытания на детекторе лжи я видела, что мать заметно волнуется и хочет уйти. Она была наготове, всем телом наклонившись в сторону двери (подробнее – в главе 11). Перед самым тестом прервала меня и сказала, что ей стало жаль няню, и она решила оставить все как есть. То есть передумала выдвигать против нее обвинения и лишать ее возможности найти работу в другом месте. Теперь, по словам матери, няня была «в конце концов еще так молода, она просто ошиблась». Учитывая обстоятельства, утверждение было довольно странным. Мать, чей ребенок подвергся жестоким избиениям, непременно захотела бы хоть как-то наказать виновного. Честный человек зачастую предлагает наказание, соответствующее степени тяжести преступления. Лжец выдает себя излишней мягкостью.
Мать семимесячной девочки все-таки проверили на детекторе лжи – и проверку она не прошла. Я сказала ей об этом прямо, глядя в глаза. При этих словах внутри нее словно переключился некий тумблер. Она встретилась со мной взглядом, наклонилась и с вызывающей ухмылкой сказала: «Кажется, допрос окончен». В тот момент она поняла, что я все знаю. К несчастью для меня, я знала это еще до того, как она села за детектор. Все в ее поведении указывало на то, что она виновна. Ее голос и манера речи, и поза, которую она приняла в допросной, делая вид, что ей все равно; и напускное равнодушие, и нарочитая холодность по отношению ко мне, несмотря на то, что я хотела ей помочь, – каждый жест и слово компрометировали ее. Но я ничего не могла поделать. Ей нельзя было предъявить обвинение на основании одних моих догадок. Нужны были факты. Доказательства. Мне нужно было… признание.
Но поскольку она была не под домашним арестом и пришла на допрос добровольно, заставить ее остаться было нельзя. При всем моем желании запереть дверь и как следует допросить ее, делать этого было нельзя. Закон есть закон.
И она ушла. Без формального обвинения она преспокойно вернулась домой, где ее ждала пострадавшая девочка и трое других детей.
Что до меня, то я немедленно отправилась к следователям, которые до того момента занимались исключительно отцом и няней.
– Не там ищете, – сказала я им. – Это мать. Она это сделала. Начинайте копать.
Сначала позвольте мне сказать: все врут. Абсолютно все. Ряд исследований показывает, что среднестатистический человек лжет один-два раза в день. По другим данным в течение короткого разговора люди врут до десяти раз.
У нас нередко имеются весомые мотивы. Мы лжем, проявляя доброту. Лжем от стыда или от страха. Лжем ради собственной выгоды. Или же – чтобы скрыть или исказить информацию. А иногда просто потому, что захотелось. И хотя люди, вне всякого сомнения, чаще врут ради личной выгоды, все-таки большинство делает это по психологическим причинам – чтобы сохранить лицо. Ложь помогает нам проще относиться к жизни, защищать свои чувства. Случалось ли вам внезапно понимать, что сболтнули лишнего, и жалеть об этом? Все потому, что вы чувствуете, что подставились под удар и стали слишком уязвимыми.
– Как дела?
– Хорошо, а у тебя?
А на самом деле вы в разгаре ссоры со своим партнером, и вам совсем не хорошо. Быть сдержанным и закрытым, стараясь делиться с другими только ограниченным объемом информации, – вполне естественно.
Профессор Пол Экман, долгое время считавшийся ведущим мировым экспертом по распознаванию эмоций, чей труд лег в основу телесериала «Обмани меня», исследовал 509 человек, чтобы определить, кто из них лучше всего выявляет лжецов. В исследовании приняли участие полицейские, федеральные агенты, судьи, психиатры, специалисты по ограблениям, студенты колледжа и профессиональные полиграфологи ЦРУ, ФБР и АНБ. В результате Экман обнаружил, что те, кто считался экспертами в выявлении лжи, справились с заданием ничуть не лучше – а иногда и хуже, – чем самые обычные люди. Может потому, что эксперты, как правило, привыкают к мысли, что все люди врут. Единственная группа, показавшая стабильно более высокий результат по обнаружению лжецов и чтению невербальных знаков, были агенты Секретной службы. Развитием этого навыка мы обязаны упорной тренировке, а также обостренной бдительности и наблюдательности в условиях поиска потенциальной угрозы в огромной толпе. Мы привыкли постоянно сканировать и оценивать человеческое поведение.