- Но я серьёзно, у тебя хороший голос! – Этот парень с чувством юмора и умением подтрунивать над самим собой мне нравился всё больше и больше.
- И я серьёзно. Мой хлеб художника понадёжнее шоу-бизнеса. Там блеснёшь и сопьёшься. А мои картины прокормят меня ещё сто лет. Так всё-таки почему ты не танцуешь? – вернулся к первоначальной теме Глеб. – Нет, не говори мне, что не выносишь «фабрикантов»! Этот стон у них песней зовётся!..
- Ни в коей мере! - Улыбнулась я удачной шутке, и тут у меня неожиданно вырвалось: - Просто я замужем. А ещё проще – беременна.
Я решила сказать правду: Глеб мне нравился, он начинал со мной флиртовать, незачем морочить голову хорошему человеку. К тому же глупо стесняться своего положения. Надо беременностью гордиться. Совсем скоро мой живот значительно вырастет вместе с малышом, и пусть его замечают люди!
Худое лицо Глеба в изумлении вытянулось, глаза округлились и из васильковых превратились в чёрно-синие. Он разочарованно произнёс:
- Твоему мужу повёзло. Наверняка очень рад. А моя бывшая жена не пожелала рожать, фигуру боялась испортить. Сделала аборт. – В его голосе послышалась печаль.
Однако Глеб не ушёл из комнаты. Мы проболтали ещё с полчаса, пока не пришла Оля Борзова и не принесла тарелку с кусочками торта. Втроём мы попили чай. Потом Оля принесла гитару, с ней явилась Катюха Горбунова, которая покинула ряды танцующих в холле. Катюха с Глебом попели дуэтом. Мы с Олей подвывали им в припевах как могли. Разошлись около часу ночи. Я легла спать, Оля, Катюха и Глеб ушли к имениннице в комнату продолжать веселиться.
Утром за завтраком Наташа Звонкова, вернувшаяся со дня рождения почти под утро, с возмущением рассказала, как безобразно вёл себя Валера – то и дело демонстративно обнимался со своей обесцвеченной Жанной, хотя и не был пьяным.
- Самое забавное, видели бы вы его рожу, - довольно сказала Наташа, - когда он, забавляясь, спросил у Глеба, кто же ему всё-таки из общежитских девчат понравился больше всех, и тот ответил: «Тася Лебедева. Жаль только, что замужем она и ждёт ребёнка. Я бы женился на ней не думая!»
Глава IV
Мокрая крыса грозно ощерилась и противно пропищала что-то сородичам. «Наверное, дала знак к нападению», - подумала я. Но я не сдамся, буду сопротивляться изо всех сил. Папа говорит: «И один в поле воин, если он не боится. Помни, это у страха глаза велики, а если твоя душа не боится, ни один враг тебя не победит». И я не подчинюсь страху. Надо петь, громко петь и смеяться. И тогда крысы разбегутся по норам. Они же трусы!
Открыв рот, я попыталась запеть. Увы, голоса не было. Опять не было! А крысы приближались и приближались. Вот уж их мохнатые лапки уцепились за мой подол, серые зверьки взбираются по моим ногам, груди. Я не в состоянии их встряхнуть! В ужасе просыпаюсь. Сон уходит из сознания медленно, оставляя после себя неприятный след.
На душе у меня скребли кошки. И как их выгнать оттуда – мне это было не под силу. До Нового года оставалось всего несколько дней. Тёма нашёл мне замену и разрешил бросить работу. Пора было перебираться на квартиру. Там я уже побывала, познакомилась с мамой Тёмы, невысокой, худенькой, энергичной женщиной за семьдесят.
Всем своим обликом тётя Маруся (я стала называть её тётей, хотя она годилась мне в бабушки) походила на деревенскую женщину из фильмов о сельской жизни: носила, даже дома, белый сатиновый платок, повязав его концы надо лбом, платья её были в мелкий цветочек на чёрном или коричневом фоне, иногда на ней была тёмная юбка и мешковатая, связанная из серой кроличьей шерсти кофта. Мне нравилось, как тётя Маруся разговаривала, активно используя просторечные словечки и прибаутки. С точки зрения житейской мудрости, её высказывания и неправильная речь мне казались довольно оригинальными.
- Отсюдова не видать мою Косулиху, глазы мои не усмотрют. Но куды ни гляну, тутова и тамова, повсюду вижу её родимую: кусты, небо, лывы на дороге после дождя таки же, будто я в Косулихе. Сердце плачется и толдычит: засиделась я тутова, пора в деревню убывать, - так выразилась она о своей тоске по родной деревне, в которую регулярно на выходные дни ездила.
Тётя Маруся искренне порадовалась, что теперь есть на кого оставить городскую квартиру, купленную для неё сыном.