Стань умнее

Впрочем, несмотря на весь азарт, с которым Энгл в своей статье и Хьюм в метаанализе пытались «разоблачить» Cogmed, большинство коллег из научного мира они убедить не сумели; я, во всяком случае, таких не нашел. Как раз наоборот: в настоящее время проводится не менее 57 новых исследований эффективности Cogmed, в том числе масштабный эксперимент Сьюзан Гатеркоул. Как мы уже говорили в главе 3, только в прошлом году целых два исследования – Кристины Харди с участием детей, переживших рак, и Джули Швейцер с участием детей с СДВГ – подтвердили несомненную пользу тренинговой программы Cogmed. И случилось это всего через несколько месяцев после массированной атаки Энгла и Хьюма. А в июне 2013 года American Journal on Intellectual and Developmental Disabilities, ведущее издание в своей области, опубликовало результаты исследования Стефани Беннетт на базе 21 ребенка с синдромом Дауна{168}. Детей в возрасте от 7 до 12 лет произвольным образом распределили на две группы. Одна была контрольной, а членам второй, активной, предстояло пройти десяти-двенадцатинедельный тренинг. Для эксперимента использовалась версия Cogmed для дошкольников; участники занимались по 25 минут в день в местных школах. В отчете по исследованию говорилось: «После тренинга эффективность решения как входящих, так и не входящих в тренинг задач на зрительно-пространственное мышление, требующих использования кратковременной памяти, в активной группе значительно повысилась. И это улучшение сохранялось на протяжении четырех месяцев. Данные результаты позволяют предположить, что компьютеризированный зрительно-пространственный тренинг в школьной среде для детей с синдромом Дауна и целесообразен, и эффективен». Как сказал мне Брайан Скотко, содиректор Программы работы с больными синдромом Дауна Центральной Массачусетской больницы: «Если бы Cogmed был лекарственным препаратом, все назвали бы это исследование революционным и новаторским».

«Я был простым деревенским парнем из Западной Виргинии».

Как выяснилось, Рэнди Энгл не понаслышке знает о трудностях преодоления ограничений своей среды. Мы встретились с ним в кафе Рутгерского университета; высокий и крепкий, с румяными щеками и редеющей копной волос, упорно цепляющихся за свои позиции в центре высокого лба, ученый выглядел намного моложе своих 66 лет.

«Я вырос в долине Канаха в Западной Виргинии и до четвертого класса жил в доме без водопровода. В нашей семье было четверо детей. Мама купала нас в огромном корыте, самом огромном корыте в мире. А воду грела на дровяной печи. И готовила на этой печи. И с первого по восьмой класс я ходил в школу, в которой было на всех одно помещение.

Но я горжусь своим происхождением. По сути, я считаю себя привилегированным, потому что моя мама, как и родители большинства людей, сумевших выбраться из нищеты, верила в меня; она не подталкивала меня, но она меня подбодряла и стимулировала. Мой отец не мог послужить для меня примером. Во времена Великой депрессии ему пришлось бросить школу, чтобы поддержать семью. Ему тогда было 15. В конце концов он устроился простым рабочим. Этот невероятно умный человек всю жизнь проработал на заводе. Но мама считала, что нас, детей, ждет совсем другое будущее. Я первым среди всех папиных родственников окончил среднюю школу. Самым первым. И первым из всех наших родственников поступил в колледж. А потом в университеты пошли учиться почти все мои братья и сестры.

Но у меня не было никаких четких планов. Я жил в шести километрах от университета с исторически сложившимся черным контингентом преподавателей и студентов. Университет Западной Виргинии именно такой. Я принадлежал к меньшинству. 75 процентов студентов были черными. Я получил превосходное образование. Там преподавало много отличных специалистов, которые из-за цвета кожи не могли получить работу в другом месте. Мой профессор по психологии в 1929 году защитил докторскую диссертацию в Северо-Западном университете. Чтобы учиться в аспирантуре, он подрабатывал дворецким. А мой преподаватель математики был выпускником Гарварда; сегодня его с руками оторвал бы любой университет мира. А уроки французского мне давала женщина, в 1930 году окончившая Сорбонну. Так что, как видите, у меня отличное образование.