Судя по содержанию письма, все у Станкевича было благополучно. Однако Варвара сообщала своим сестрам печальные новости. Горькие слезы текли по ее лицу, когда она писала эти строки: «Друзья милые, коротко и жутко будет мое письмо — мало, может быть, нету надежды к его выздоровлению… Эта дорога его утомила. Ему казалось, было так лучше… Теперь он страшно упал — жар, утомительная ежедневная дорога… Но, может быть, ах, может быть — это опять пройдет».
Очередное ухудшение состояния здоровья Станкевича наступило в Генуе, но он настоял на том, чтобы ехать дальше. Через 40 километров наши путешественники оказались в маленьком итальянском городке Нови, при котором в 1799 году войска славного русского полководца Александра Суворова наголову разгромили французскую армию Наполеона Бонапарта. Здесь, в небольшой гостинице, они и решили остановиться на ночлег, чтобы рано утром продолжить свой путь дальше.
В тот теплый июньский вечер Станкевич пребывал в добром настроении, много шутил. Прощаясь с Варварой, пожелал ей и сыну спокойной ночи.
Летняя ночь пролетела быстро. Как и договаривались накануне, Ефремов, Варвара и ее сын проснулись рано и были готовы к отъезду. Ждали Станкевича, но он почему-то не выходил из номера. Тогда Ефремов пошел будить друга, но вернулся оттуда один, весь бледный, с трудом произнеся фразу: «Николай помер».
Это был страшный удар для всех. Никто не хотел верить в случившееся.
Ефремов, войдя в номер, сначала подумал, что Станкевич крепко уснул после утомительной дороги или просто погрузился в мысли. «Следы страдания изгладились, и на бледном лице осталась только немного грустная улыбка, — рассказывал позже он. — Его открытые глаза никак не допускали думать, что он умер — он глубоко задумался, неподвижно устремив их на один предмет».
Безутешная Варвара, убитая горем, часами не отходила от тела Станкевича. Для нее это была катастрофа, в которой погибли все надежды на счастье и обновленную жизнь. Она плакала, взывая Бога разбудить любимого ею человека:
«Я остаюсь одинокой в огромном божием мире… О, брат, брат, как ты мог оставить сестру!.. О, я еще вижу ее, твою милую улыбку, которая так глубоко проникла в мое сердце… Брат мой, ты меня любил — и только теперь я должна была это узнать. Зачем ты об этом молчал? Ты знал ведь сестру, знал сомнения, которые нагромоздила в ее сердце тяжелая жизнь, — ты знал все это! Зовешь ли ты из своей дали сестру? — «Возлюбленная». — Да, позволь мне удержать это имя — я никогда не получала его в жизни… а счастье было так близко! — так возможно! — и разлетелось в прах».
Еще через день после смерти Станкевича Варвара записала на немецком языке (языке романтизма):
«О нет, нет, мой возлюбленный, я не забыла твои слова, мы свиделись, мы узнали друг друга! Мы соединены навеки — разлука коротка, и это новое отечество, которое тебе уже открылось, будет и моим: там бесконечна Любовь, бесконечно могущество Духа!.. Эта вера была твоя! — Она также и моя. Брат, ты узнаёшь меня, голос сестры доходит до тебя в вечность? Я узнаю тебя в твоей новой силе, в твоей красоте… и ты узнаёшь тоже, ты угадываешь ее — твою далекую, оставленную сестру!.. Материя сама по себе — ничто, но лишь через… внутреннее объединение ее с духом мое существо, мое Я получило свою действительность. Лишь при этом непонятном для меня соединении бесконечного с конечным Я становится Я — живым, самостоятельным существом. Когда я говорю Я, — тогда я сознаю себя, я становлюсь известной себе. Через обратное впадение в Общее я должна это сознание самой себя утратить — моя индивидуальность исчезает; Я уже не Я, остается лишь общее, Дух для себя. Таким образом, я ничто! Так вот что такое смерть? Это малоутешительно».
Временно, до отправки на родину, Станкевича похоронили в Генуе. А в Берлин, где проживала большая русская диаспора, и в Россию почтовые кареты уже везли письма с печальным известием.
Двенадцатого июля Тургенев получил письмо от Ефремова: «Иван Сергеевич! Немного собравшись с духом, спешу уведомить вас о несчастии, случившемся со всеми нами. В Нови, городке, миль 40 от Генуи, по дороге в Милан, в ночь с 24 на 25-е умер Станкевич. Он ехал в Комо. Не знаю, что писать, голова идет кругом, хаос. Кончивши все дела в Генуе, я располагаюсь ехать прямо в Берлин, если ничто не остановит. Теперь хлопочу, чтоб приготовить все для перевоза его тела в Россию. Прощайте. Надеюсь скоро с вами увидеться. Прощайте, ваш А. Ефремов».