S. Harmand, K. Kimeu, M. Kibunjia, P.-J. Texier, H. Roche
First occurrence of early Homo in the Nachukui formation (West Nurkana, Kenya) at 2.3–2.4 Myr. // Journal of Human Evolution. 2005. 49. P. 230–240.Rightmire G. Ph., Lordkipanidze D., Vekua A.
Anatomical descriptions, comparative studies and evolutionary significance of the hominin skulls from Dmanisi, Republic of Georgia. // Journal of Human Evolution. 2006. N 50. P. 115–141.Stewart K. M.
Early hominid utilization of fish and implications for seasonality and behaviour. // Journal of Human Evolution. 1994. 27. P. 229–245.Suwa G., Asfaw B., Haile-Selassie Y., White Т., Katoh Sh., Woldegabriel G., Hart W. K., Nakaya H., Beyene Y.
Early Pleistocene Homo erectus fossils from Konso, Southern Ethiopia // Anthropological Science. 2007. Vol. 115. P. 133–151.Swisher C. C., Curtis G. H., Jacob Т., Getty A. G., Surpijo A., Widiasmoro
Age of the earliest known hominids in Java, Indonesia // Science. 1994. Vol. 263. P. 1118–1121.Tchernov E. (1992
) Цитируется по работе: А. Тернер (1997) в сб. «Человек заселяет планету Земля» (М., 1997). Стр. 14.Weidenreich F.
The dentition of Sinanthropus pekinensis. Peking. 1937. Pal. Sinica N 5. P. 1–180.Wood B. A.
Origin and evolution of the genus Homo // Nature. Vol. 355. P. 783–790.Wood B. & Turner A.
Out of Africa and into Asia. // Nature. 1995. Vol. 378. P. 339–340.Глава III
Древнейшие Homo
впервые на земле АзииВ предыдущей главе была рассмотрена проблема «исхода» гоминин из Африки, причем высказано предположение, что это выдающееся событие в эволюции рода Homo
имело место прежде всего в области Баб-эль-Мандебского пролива. Стала ли эта точка на карте «Воротами Слез» (как через много тысячелетий был назван пролив на арабском языке) в то время для ранних Homo — сейчас можно только строить гипотезы, но бесспорно одно: через эти «ворота» наши предки вышли в новый, необъятный мир, готовивший им и их потомкам большие победы и большие разочарования. Несомненно, что сам по себе этот первый «исход» для древнейших людей прошел довольно безболезненно, «буднично», не был каким-либо особым «подвигом», «прорывом плотины» («damburst») как считают некоторые исследователи (Lewin, 1994, cit. after Dennell, 2003), и скорее происходил подобно тонким струйкам (trickles по Р. Деннеллу), чем обширному «наводнению». Здесь я полностью согласен с Р. Деннеллом, т. к. в том регионе и в то время не было необходимости «штурма» новых земель Азии, практически не отличавшихся по природным условиям от Восточной Африки и не суливших переселенцам никаких особых перемен в их повседневной жизни: саванна, морской берег, к условиям которых люди были хорошо приспособлены, как дети африканской саванны, прошедшие хорошую «школу» береговой адаптации. Они двигались в Азию в силу естественного процесса расселения из первичного центра, а новая территория не манила их особыми преимуществами перед прародиной, а лишь давала простор для дальнейшей дисперсии, начавшейся еще в Африке и ставшей привычной. По форме это проникновение в Азию можно лучше всего определить употребляемым в зоологии термином «инвазия» (от латинского inuado — входить, вступать), означающим передвижения (выселения) животных за пределы своей родины. «Такие перемещения отличаются от истинных миграций своей нерегулярностью и большими интервалами между последовательными инвазиями. Иногда их рассматривают как начальные этапы формирования настоящих миграций, возникающих из взрывоподобных расселений — „эмиграций“» (Клаудсли-Томпсон, пер. с англ., 1982. стр. 11). Мы не знаем, каковы были интервалы между инвазиями древнейших человеческих групп в Азию через Баб-эль-Мандебский пролив, но главное, они наверняка не были регулярными, что позволяет применить рассматэиваемый термин к описываемой ситуации.Инвазия происходила небольшими группами, вероятно по 30–40 человек (Бар-Йозеф, 1997
), так что термин «струйка», вероятно, действительно отражал характер «исхода», но не мог характеризовать весь путь миграции, т. к. в процессе столь длительного и дальнего расселения были неизбежные колебания численности групп вплоть до полного вымирания с одной стороны и многократного увеличения числа мигрантов — с другой. Отсюда, естественно, — нестабильность генофонда всей мигрирующей части таксона в целом.