Становление личности. Избранные труды

Случай № 1

Сразу после землетрясения в Сан-Франциско 18 апреля 1906 года по городу поползли совершенно дикие слухи. Четыре из них пересказал Джо Чамберлен в балтиморской газете «Sunday Sun» (31 марта 1946 г.): ( а ) приливная волна поглотила Нью-Йорк в то же самое время, когда трясло Сан-Франциско; ( б ) Чикаго сполз в озеро Мичиган; ( в ) землетрясение выпустило зверей в зоопарке, и они ели беженцев в парке Голден-Гейт; и ( г ) нашли мужчин с женскими пальцами в карманах, так как у них не было времени снять кольца. В этих последних историях кладбищенские воры всегда были повешены на ближайшем фонарном столбе.

Комментарии : Придирчивый читатель может поинтересоваться, не претерпели ли эти пересказанные сорок лет спустя после своего хождения слухи дополнительного заострения и значительных искажений. Примером, возможно, является слово «всегда» в слухе ( г ): несомненно, трудно доказать, что эти истории о ворах неизменно сопровождались развязкой в виде скорого суда. Однако циркулировавшие после катастрофы слухи были записаны в то время, и, преследуя цели нашего анализа, мы можем предположить, что они не сильно отличались от вышеперечисленных.

1. Первым очевидным принципом, проиллюстрированным этими историями, является плодовитость слухов . Огромная важность и громадная неоднозначность совместно порождали одну дикую историю за другой, многие из которых были просто вариациями одной темы. Ассоциативная цепочка проста: если один большой город был разрушен, почему бы и не другие? Плодовитость ведет к заострению через умножение катастроф.

2. В качестве одной из фаз усилий по поиску смысла взволнованное население пытается оценить важность события. Метафорически люди говорят: «Положение дел хуже некуда». Потеряв жилье и, возможно, близких, люди подчеркивают свое чувство тревоги и опустошенности, добавляя разрушительные действия диких животных и воров, а также уничтожение еще одного-двух больших городов. Через эти преувеличения метафорически передается ощущение тотальности бедствия.

3. В своих усилиях по поиску смысла люди аналогичным образом делают много заключений , иногда правдоподобных, иногда нет. Среди более обоснованных заключений – возможность того, что землетрясение могло освободить зверей в зоопарке. Мы не знаем, было ли в этом утверждении ядро правды; возможно, разбитые клетки позволили убежать некоторым животным. Но вероятно с распространением слухов сгладились многие уточняющие фразы, так что заострилась степень панического бегства. И кажется вероятной та конденсация , которая присутствует в подробностях о жуткой судьбе беженцев. Воображение – в слухах так же, как в снах – часто объединяет дискретные события, извлекая простоту из сложности и показной порядок из путаницы. В данном случае животные содержались в парке Голден-Гейт, и беженцы расположились в том же парке; последние «конденсировались» в утробу первых.

4. Казнь мародеров-воров представляет морализаторское завершение и воображаемую месть. Порожденная катастрофой громадная фрустрация не имела личных причин. Мародер был единственным доступным «козлом отпущения» в катаклизме, вызванном Божьим произволом.

5. Панические слухи, подобные этим, соответствуют финальной стадии слухов о бунте . Ничто не кажется слишком неправдоподобным, таким, чему нельзя поверить, если оно как-то объясняет или облегчает наличное возбуждение. Однако в отличие от слухов о бунте, истории, питаемые паникой, не имеют предшествующих стадий накопления (за исключением тех случаев, когда сама паника развивается постепенно – ситуация довольно необычная).

6. Здесь мы не находим свидетельств наличия цепочек слухов . Катастрофа вызвала столь полное единство интересов, что легко представить себе, как переживший ее рассказывает эти истории постороннему. Однако невозможно вообразить жителей Нью-Йорка или Чикаго, верящих в истории о разрушении их городов. У жителей каждого из этих городов есть свои критерии надежности доказательств, делающие такие истории немыслимыми. Столь же сомнительно, чтобы пресса печатала любые слухи, которые можно было бы легко проверить. Однако было опубликовано много недоступных проверке историй, основанных только на передаче слышанного, и им широко верили по стране до тех пор, пока землетрясение не перестало быть предметом актуальных интересов.

Легко можно представить себе престиж , выпадающий на долю рассказчика таких ужасных историй. Вся нация находилась в состоянии ажитации и глотала любые новости. Как только стали известны очертания катастрофы, люди стали жадно хвататься за любые детали, дополнявшие картину, а владеющего последними «новостями» соседа охотно и жадно выслушивали. Это могло побудить рассказчика добавлять ужасные детали.