К осени 1937 года репрессии прибрели безумный размах. Можно предположить, что большую часть времени у Сталина с Ежовым занимало не обсуждение вопросов, связанных с противодействием разведывательно-подрывной деятельности иностранных спецслужб и направляемых ими зарубежных националистических формирований, а разработка различных сценариев судебных процессов над участниками т. н. «Московского центра», «Ленинградского центра», «Троцкистско-зиновьевского террористического центра», «Правотроцкистского блока», «Военно-фашистского заговора в Рабоче-Крестьянской Красной армии», «Украинского национального центра», «Военно-офицерской организации» (дело «Весна»
Молодой сотрудник помощник начальника 4‐го отделения 7‐го отдела ГУГБ НКВД СССР Павел Судоплатов был далек от того, что происходило в высоких кремлевских кабинетах, он жил воспоминаниями о прошедшем празднике, посвященном 20‐й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
Выступавший на торжественном собрании коллектива управления начальник ГУГБ НКВД СССР комкор Михаил Фриновский отметил Павла в числе лучших сотрудников и подчеркнул его заслуги в борьбе с украинскими националистами. Спустя шесть дней 13 ноября 1937 года за «успешную разведывательную работу в условиях повышенного риска» старший лейтенант Судоплатов был награжден орденом Красного Знамени. Орден стал первой столь высокой наградой за 12 лет службы в органах госбезопасности.
Праздники закончились. Павел продолжал приходить на работу в приподнятом настроении, его не могла убить даже такая рутинная процедура, как приобщение документов в материалы оперативных дел. За то время, что ему пришлось выполнять задания, находясь за границей, их: разведывательных донесений из закордонных резидентур, сообщений агентуры, внедренной в ОУН, указаний руководства, накопилась целая гора. Павел часами не выпускал из рук иголку, шило, нитки и до синяков наколол себе пальцы. На незлобное подтрунивание коллег он добродушно отвечал, что самое острое оружие чекиста — это шило с иголкой, а чтобы у начальства не было претензий, дела надо шить не белыми, а серыми нитками.
Очередной рабочий день начался для Павла с этого неблагодарного занятия. После обеда он, наконец, занялся аналитической работой, перелопачивал последние донесения, поступившие из закордонных резидентур, делал из них выжимку, чтобы затем подготовить еженедельную сводку для начальника управления Фриновского.
За этой работой незаметно наступил вечер, когда зазвонил телефон внутренней связи. Павел снял трубку, в ней зазвучал требовательный голос начальника ИНО ГУГБ СССР Абрама Слуцкого, он распорядился немедленно прибыть к нему в кабинет. Сложив документы в сейф, Павел поспешил выполнить указание, но у Слуцкого не задержался и вместе с ним проследовал в приемную наркома Ежова. Там их встретил начальник секретариата НКВД Яков Дейч и попросил подождать. Те несколько минут, что Павел провел в приемной, показались ему вечностью. Голова шла кругом, он не мог себе представить, зачем Генеральному комиссару госбезопасности понадобился старший лейтенант, между ними пролегала огромная служебная дистанция.
Как сквозь вату до Павла донесся голос Дейча. Не чувствуя под собой ног, он вошел в кабинет наркома и смешался. Вблизи Ежов совсем не походил на того грозного наркома, портреты которого висели в кабинетах Лубянки и на плакатах. Карликового роста и неказистой внешности, он потерялся в огромном кабинете. Такой же неказистой была и его речь — это была не речь профессионала, а скорее дилетанта в вопросах разведки и контрразведки. Павел так вспоминал о ней:
«…
Дальше произошло и вовсе невероятное.