Становление Стива Джобса. Путь от безрассудного выскочки до лидера-визионера

Джордж Ланг, все два с половиной часа ходивший вокруг них с камерой в руке, захотел сделать снимок для обложки. В нашем распоряжении было не так много времени — Билл торопился в аэропорт Сан-Франциско на рейс на Сиэтл. Джордж собрался было сфотографировать их на улице, однако затем решил, что в качестве фона отлично подойдет лестница, крутым изгибом уходящая на второй этаж. Он принялся объяснять свои мотивы обоим «моделям». Гейтс никогда не вникал в детали фотосессий для прессы — его заботило лишь то, чтобы съемки прошли максимально быстро. Джобс же считал себя экспертом-самоучкой во многих видах искусства. Самые, пожалуй, ожесточенные мои споры с ним при подготовке статей для Fortune оказались связаны с иллюстрациями. У Стива всегда было свое мнение относительно картинок, сопровождавших статью. Особенно ревностно он относился к выбору своего портрета на обложке, всегда интересовался, кто будет его снимать, и немедленно указывал фотографу, как надлежит выстроить композицию. На этот раз, против обыкновения, он вел себя спокойно: покорно вскарабкался по крутым ступеням на нужную высоту и сел. Оторвавшись от объектива, Джордж воскликнул: «Стив, вы же босой! Неужели вы хотите сидеть разутым на обложке Fortune?» Стив пожал плечами, сбегал наверх, принес пару кроссовок и надел их — не завязав при этом шнурки.

После съемки я предложил Гейтсу довезти его до аэропорта на своем пикапе «Вольво». Однако перед отъездом нам пришлось терпеливо вынести еще одну фотосессию в саду Стива для редакторской страницы журнала. Затем мы с Биллом рванули в аэропорт. Почти всю дорогу он молчал — видно, мысли его уже витали где-то далеко. «Мне кажется, вам было комфортно со Стивом», — заметил я. «Почему нет?» — Гейтс сидел с отсутствующим выражением лица, но был вежлив, как всегда. «Спасибо. Я искренне рад, что интервью состоялось», — сказал он в аэропорту и тут же выскочил из машины.

Фотография, сделанная Джорджем, оказалась одной из моих самых любимых за все время работы над статьями о Гейтсе и Джобсе. Перила из кованого железа послужили отличным фоном для двух молодых кибермагнатов, сидевших плечом к плечу на лестнице (Стив — на одну ступеньку выше Билла). Выражения их лиц непритворные и много говорят о своих владельцах. Билл напоминает кошку, которая только что съела канарейку. А Стив, способный продать мост «Золотые Ворота» любому человеку (за исключением разве что Билла), сидит с озорной улыбкой подростка, который не прочь заявить о себе очередной проделкой.

Несмотря на профессиональные проблемы, у Стива были причины улыбаться. Нелады с работой компенсировались тем, что у него наконец устроилась личная жизнь, и это доставляло ему огромное удовольствие. Его дочь Лиза наездами жила с ним и Лорин. Нынешнее гостеприимство служило для него довольно сложной формой искупления за давнюю безответственную попытку отрицать свое отцовство. Скорое рождение сына (его уже решили назвать Ридом) волновало этого очень нетипичного человека, точно так же как простого смертного. Рид был первенцем, и на его появление на свет в октябре того же года Стив отреагировал, как и многие другие отцы, — превратился в эдакого моралиста и принялся серьезно обсуждать множество вопросов, связанных с воспитанием детей, чем изрядно веселил родителей «со стажем». «Они с Лорин были классическими родителями нового типа, — вспоминает Майк Слейд, — и все делали неправильно. Они же оба хиппи! Поэтому ребенок постоянно торчал в их кровати и получал исключительно грудное вскармливание. Что из этого следовало? Он постоянно вопил и все время был голоден. Поэтому уже на вторую неделю оба родителя напоминали узников лагеря смерти.

Стив и сам в чем-то ребенок, вы согласны? — продолжал Слейд. — Он сразу лишился сна и сошел с ума, как это описывается в учебниках ЦРУ по проведению пыток. Я не шучу. Уже через неделю после рождения Рида он начал причитать: “Я должен нанять в NeXT президента и директора по операциям. Я просто этого не вынесу”». Но даже по этим его причитаниям было видно, насколько он рад рождению сына и насколько серьезно относится к его воспитанию.

Для радости у Джобса имелась и еще одна причина, хотя тогда ее не понимал никто, включая и его самого.