Становой хребет

После этого, стал задумчив, какое-то скрытое разочарование в себе мутило его разум и не давало покоя. Всё чаще раздражался, бил посохом-нинками заупрямившегося перед бродом ездового учага.

Степану уже не успокоиться теперь до заката последнего солнца, и даже там, когда эвенк откочует к верхним людям, мудрые предки учинят безжалостное осуждение за «дурной карабин».

Человек в тайге — большая редкость и радость. Можно узнать свежие новости, покурить трубку у костра и напиться чаю, можно многое рассказать ему о своей удачной охоте, направить в дальнюю и неведомую встречному тайгу, где много ягеля для оленей, зверя и птицы, где можно сытно жить.

Кусты и деревья распушились густой зеленью, спала вода в реках и ручьях, только белые языки наледей напоминали о зиме студёным дыханием. Буйная жизнь пробуждалась в тайге. Собаки вспугивали разбившихся на пары линяющих куропаток. Их шейки уже стали светло-коричневыми.

Краснобровые петушки ржали непомерными голосами. Лёгкие Егора насыщались смолистым ароматом хвои, сочным запахом распустившихся березняков и оттаявшей земли.

Звериные тропы, обегавшие костоломы-курумники, завалы буреломья, мягко ложились под копыта оленей и ноги людей, прямились через ложбины и водоразделы, вились с них к безымянным ручьям.

В ямках стремительными молниями мелькали хариусы, в панике забивались под берег в промоины от упавшей тени человека. Неужто они знали о его прожорливости и хищности? Кто их надоумил бояться двуногих и не бояться оленей? Дивная загадка…

Верка совсем отяжелела. С провисшей спиной понуро брела сзади каравана, цепляясь за кочки набухшими сосками. Подступало время щениться. Собака тоскливо поскуливала, рыскала на биваках под выворотнями и коряжинами, пытаясь устроить логово, но утром приходилось опять бежать вслед за людьми.

На зорьке тёплые туманы беззвучно паслись по марям и долинам, опадали целебной росой на поднявшуюся траву. Тёмные, поднебесные ели сторожили их белые табуны, закрывая от ветра густым лапником в ризах мха-бородача.

Егор испытал такую благодать в этом кочевье, что совсем не морила усталость. По вечерам он затаённо вслушивался в рассказы бывалых Игнатия и Степана, игрался с настырным Ванькой, отродясь не умевшим плакать, как бы больно не ударялся.

Только сопел носом, слегка морщил лоб и продолжал заниматься своими делами. Он привязался к Егору: повадился забираться к нему на спину, чмокал губами, как это делает Ландура.

Быкову приходилось изображать учага, Ванька от важности пускал губами пузыри и цепко держался за уши своего взрослого приятеля.

Быков часто вспоминал Кацумато, его учение — видеть прекрасное в простом, а тут в этом прекрасном можно было захлебнуться. Не надо строить искусственных каменных садов: вокруг развалы могучих природных останцев, шумит и живёт тайга.

Егор не стремился к бездейственному созерцанию и умилению, он вступил в суровую школу испытаний, в которой учительствовала сама жить, можно охотиться и гнать плот по реке, ловить рыбу и бандитов, на что сговорил его Игнатий.

Егор теперь часто думал о словах японца — «Человек не должен быть покорным судьбе», переиначивая их на свой лад. Не смог Кацумато переродить его в жестокого сверхчеловека-убийцу.

Егор, благодаря своему природному уму, изначальной воинской школе деда Буяна, помощи Игнатия, отсеивал из учения японца всё жестокое и чужое.

Открылись в Быкове родники истинно русские: добра и любви к жизни, и своим национальным корням, к своей святой земле.

А над зелёными волнами сопок плыли и плыли в неведомый аргиш тёмнобрюхие облака.

22

Гуреев услышал далёкий выстрел в тайге и немедля остановил работы в шурфах. Дюжина верных людей собралась у его маленькой палатки, стоящей особняком от ихнего балагана. Горный инженер был сухощав и лыс, поблёскивал круглыми китайскими очками.

На поясе висел тяжёлый кольт, нож и четыре лимонки. Тонкие губы сурово сжаты. По наводке связника, бандиты нашли Гусиную речку, а Гуреев ждал прихода старателей, открывших на ней золото.

Хорошо вооружённые люди расселись вокруг своего командира на камнях.

— Сюда идут те, кто вырыл землянку. У них — много продуктов. Оленей мы забьём на мясо и сделаем в наледи ледник. До осени хватит.

Перед тем, как я лично постреляю красных сволочей, мы должны их захватить живьём и узнать о россыпи, чтобы не тратить время попусту в поисках. Засаду делаем у реки, берём их, когда начнут переходить её вброд, — он разделил своих подопечных на группы и повёл к предполагаемому месту встречи.

Они ждали до самого вечера, и вот показался караван. Впереди на учаге ехала женщина, сзади шёл тунгус с карабином. Больше никого не было. Когда олени перебрели через речку, вокруг них встали из кустов мрачные фигуры с винтовками наперевес.

Степан вздрогнул от неожиданности. К нему направился долговязый люча с пистолетом в руке, сорвал с плеча эвенка оружие и промолвил:

— Где остальные?

— Однако, Тимптон сиди… Паром жди. Потом приходи сюда. Лабаз продукты везём. Однако…

— Где они мыли золото, знаешь? Где шурфы?