Станция Лихо

Лихо вылетело в поле, визжа и размахивая языком, обожглось о колосья, сбило с ног Фому, пролетело мимо меня и бросилось на Зната.

Тот успел нырнуть в самую гущу растительности и спрятаться, длинные руки схватили только воздух.

Лихо заозиралось, стало вертеть головой, увидело Фому и противно зашипело. Бросилось на него, повалило на землю.

– Трус-с, не способен даже такую малос-сть с-сделать!

Лихо вдавливало Фому в землю все глубже, тот синел. Я нашла среди зарослей топор и метнула его в спину Лихо. Вопль оглушил, в ушах зазвенело.

Топор торчал между выпирающими лопатками, а из-под лезвия топорища лилась черная жижа. Жижа капала на Фому и обжигала. А Лихо продолжало вопить.

– Оно тебя не видит, – прозвучал рядом голос Зната.

Я обернулась. Знат сидел среди колосьев и улыбался.

– Зачем тебе умирать? Может, не надо? – с надеждой спросила я. – Я не понимаю.

– Надо, я больше не пронесу. – Он пожал плечами. – Теперь нести тебе.

– Что нести? Ты мне ничего не давал. Ключ нести?

Не знала, что Знат умеет хитро улыбаться. Он постоянно улыбался, но то были дежурные улыбки без эмоций.

А от этой улыбки мне стало очень тоскливо.

– Почему ты должен умереть?

Может, если мой мир, нормальный мир, жив, то и у Зната есть шанс?

– Потому что я там уже давно умер. – Лицо Зната стало отрешенным. – Мне домой уже не вернуться, а здесь я больше находиться не могу. Ты поймешь почему, ты все узнаешь, тебе подскажут. Как подсказывали мне. Придет Горицвет и все расскажет.

– Кто? Что он расскажет?

Топор прилетел внезапно, вонзился Знату в грудь, пробив солнечное сплетение и почти по самый обух утонув в теле. Молодой человек спокойно перевел глаза на рану, посмотрел, как льется алая кровь по свитеру. И так же медленно и спокойно опустился на спину в густые золотые колосья.

Я закричала, обернулась посмотреть, откуда прилетело оружие.

Фома стоял возле тоннеля в странной позе, кожа его была синяя, как язык Лихо, самого Лихо нигде не было видно.

Я склонилась над Знатом.

Тебе не надо умирать, – прошептала я, глядя в открытые, но уже пустые глаза последнего знающего. – Ты обещал, что я отсюда выберусь. Ты сказал, мне надо что-то нести. Ты не ответил на кучу моих вопросов.

Достаточно было одного удара, одного, а не десятка, который я нарисовала. Десяток резаных ран я чувствовала на своей душе.

Я осторожно коснулась сначала лба Зната, потом его глаз. Поцеловала кончики пальцев и коснулась губ.

Поле стало обвивать тело – сначала вытолкнуло ненужный кусок металла, затянув рану нежными побегами, запуталось в волосах, забралось под пальто.

Я плакала и смотрела, как земля забирает Зната. Если бы я рисовала мультики, то это был бы этюд, в котором тело возвращается домой. Не тело, душа. Его тело давно погибло в метро. В самом длинном отстойнике, где поселилось Лихо.

Я не забывала картину, ее у меня просто забрали. Просунули свою длинную лапу между дверями и утащили. Поставили здесь, чтобы насмехаться над всеми.

В голове стало очень пусто.

И на меня обрушилось все, что знал Знат. Вся его сила, которая не могла больше жить в погибшем теле. Чужие голоса, обрывки эмоций. Вера, что можно все исправить, потому что тут свои законы.

И это, черт возьми, не сон.

Знат из этой ловушки уже не вернется домой.

А я, я еще жива, я еще могу выехать обратно из отстойника.

Осталось только понять как.

Фома трясся возле тоннеля, из него вылезало Лихо.

– Теперь я тебя вижу. – То, как оно произносило слова, вызывало отвращение, ему мешал длинный язык, фразы ломались о невозможно большую челюсть. – Теперь не скроешься.

Фома опустился на колени, пошатываясь, смотрел на поле невидящим взглядом, а потом резко подорвался:

– Люба?

Я прислушалась. С другого конца поля звал женский голос. Аука пришел забрать причитающееся себе. Фома бежал, спотыкаясь и прихрамывая, туда, где ничего не было. А потом с криком провалился куда-то за холм. Замолчал.

Место, где лежал Знат, теперь буйно цвело.

– Твоя очередь, – прошептало Лихо.

Оно двигалось ко мне. Поле обвило ноги, убежать не получалось. Голоса в голове кричали наперебой, создавая хаос:

– Уноси нас, уноси нас! Проснись там, проснись там! Просыпайся. Просыпайся. Просыпайся. Уноси с собой то, что тебе передали. Здесь оно больше не нужно.

Глаза закрывались, поле гасло, снова стали мигать красные лампочки. С каждым новым всполохом Лихо оказывалось все ближе и ближе. Коснулось меня, обняло. Я почувствовала мерзкий запах гнили и легкий аромат каких-то дешевых духов.

Меня потрясли за плечо.

– Девушка, хватит кататься!

Глаза с трудом открылись. Надо мной маячил красный берет дежурной по станции, я успела разглядеть на ее лице скатавшийся в комочки тональник и россыпь синих теней на щеках.

– Дома спать надо, – сказала мне дежурная и помахала рукой, чтобы я побыстрее покинула вагон.

Я вышла на станции.

Никакого взрыва тут не было, горел ровный белый свет, как и всегда. Спускались и выходили люди, поезда шумно приезжали на платформу и скрывались в темноте тоннеля.