Станция Одиннадцать

Позже, проходя мимо открытой двери ванной комнаты, Артур расслышал, как Миранда говорит сама с собой. «Я ни в чем не раскаиваюсь», – обращалась она к своему отражению, стирая с лица макияж. Артур зашагал дальше, но фраза отпечаталась в памяти. И через множество лет, в Торонто, на втором этаже фанерных декораций «Короля Лира», именно эта фраза стала ответом. Артур вдруг понял, что раскаивается почти во всем, что сожаления роятся вокруг, словно мошкара у фонаря. Вот в чем заключается разница между двадцать первым и пятьдесят первым годами жизни – в количестве сожалений. Артур совершал поступки, которыми не гордился. Если Миранда так страдала в Голливуде, почему он просто-напросто не увез ее оттуда? Ведь это было несложно. А как он бросил Миранду ради Элизабет, потом Элизабет ради Лидии и позволил последней уйти к другому? Как позволил Тайлеру оказаться на противоположном конце мира? Как всю жизнь за чем-то гонялся – за деньгами, за славой или бессмертием или всем этим, вместе взятым? Сколькими людьми он пренебрег, прежде чем их дружба исчезла? После первого предварительного показа Артур с трудом сошел со сцены. Перед вторым он поднялся на платформу, уже имея в голове план. Артур не сводил взгляда с короны и перебирал тайный список всего, что в его жизни было хорошего.

Розовые магнолии на заднем дворике дома в Лос-Анджелесе.

Представления на открытом воздухе, когда звуки свободно улетают к небу.

Двухлетний Тайлер смеется в пенной ванне.

Элизабет ночью в бассейне, в самом начале, когда они еще не начали ссориться. Как она почти бесшумно ныряла, и отражение двух лун раскалывалось на части.

Походы в танцевальные клубы с Кларком. Поддельные документы в карманах. Кларк в свете стробоскопа.

Глаза Миранды, как она смотрела на него, двадцатипятилетняя и влюбленная.

Как третья жена Лидия по утрам занималась йогой на задней террасе.

Круассаны в кафе напротив отеля.

Как Танья улыбается и потягивает вино.

Как он, девятилетний, ездил с отцом на снегоуборочной машине. Как однажды пошутил, и отец с младшим братом долго-долго смеялись, полное счастья мгновение.

Тайлер.

Во время последнего представления Артур добрался лишь до середины списка. Пришла пора уходить с платформы. Артур проследовал за белыми стрелками, видными в свете фонарика, и очутился у правого края сцены. На противоположной стороне Танья уже уводила трех девочек в сторону гримерных. Она сверкнула улыбкой и послала Артуру воздушный поцелуй. Он ответил тем же – почему бы и нет? – и пропустил мимо ушей поднявшийся шепоток.

Женщина-костюмер водрузила ему на голову венок из цветов. Артур ждал, переодетый в рванье для сцены с сумасшествием. Он снова заметил Танью – шла последняя неделя ее жизни, грузинский грипп был почти на пороге – как вдруг перед ним возник помощник. Он держал за руку Кирстен.

– Привет, – шепнула девочка. – Мне понравились комиксы.

– Уже прочитала?

– Я успела только начало.

– Мой выход, – прошептал Артур. – Поговорим потом.

И он шагнул на сцену, в звуки бури.

– Но кто идет там? – произнес актер в роли Эдгара. Через четыре дня он умрет от гриппа. – Да, здравый ум едва ли заставил бы так нарядиться.

– Они не могут взять меня под стражу за чеканку монеты, – перепутал текст Артур. Сосредоточься, приказал он себе. Голова немного кружилась. – Я сам король.

– Вид душу раздирает! – Глостер воздел руку к скрытым повязкой глазам. Через семь дней он умрет на шоссе в Квебеке.

Артур начал задыхаться. Донеслись переливы арфы, и на сцене появились дети – девочки, которые изображали его дочерей в самом начале, а сейчас явились его галлюцинациями, маленькими призраками самих себя. На следующей неделе, в четверг, две из них умрут от гриппа, одна утром, другая к вечеру. Третья, Кирстен, юркнула за колонну.

– Я довольно хорошо помню твои глаза, – проговорил Артур… и тут все случилось.

Острая боль. В груди что-то сжалось. Артур пошатнулся и, вспоминая, что колонна где-то рядом, врезался в ее деревянную поверхность ладонью. Он прижал руку к груди, как уже делал когда-то; в движении было нечто знакомое. Когда ему было семь лет, на острове Делано они с братом нашли на пляже раненую птицу.

– И королек, и золотая мушка… – произнес Артур, думая о той птице.

Собственный голос показался ему слабым, полузадушенным. Взгляд Эдгара наводил на мысль, что Артур снова спутал текст. Голова отчаянно кружилась…

– И королек…

Мужчина в первом ряду поднимался с места. Артур прижал руку к сердцу, ровно так же, как ту птицу. Он уже не понимал, где находится, или же был в двух местах одновременно. Он слышал шум волн. Лучи софитов ярко выделялись в темноте, как комета однажды, когда Артур еще подростком стоял на влажной земле у дома подруги Виктории и смотрел вверх, на холодное небо и висящую, словно фонарь, Хякутакэ. Из того дня на пляже, когда ему было семь, Артур помнил только, что сердце птички в его руке замерло, биение, запнувшись, оборвалось. Человек из первого ряда уже бежал. Артур привалился к колонне и сполз вниз. Сверху падал блестящий снег. Артур никогда не видел ничего прекраснее.

54