Станция Переделкино: поверх заборов

Как читатель (в нашей компании единственный) самого-самого первого опыта Георгия Вайнера в прозе — Аркадий служил еще на Петровке, о литературной славе не помышляя, — я совершенно уверен, что следователь Тихонов, главный положительный герой половины романов братьев Вайнеров, вынут Жорой при согласии брата из своей мечты — из того, каким ему хотелось бы стать в идеале: красавцем (некрасивые люди в их книгах всегда с откровенной гипертрофией некрасивости), спортсменом, мачо (тогда это понятие до нас не дошло, но смысл его существовал), независимым от семейных уз (отличный семьянин Жора видел себя внутренне холостяком), одиноким (в чем-то и был, как следует быть писателю, одинок) и никем не понятым, кроме одной-единственной прекрасной женщины, с которой что-то мешает быть вместе, но это обстоятельство и придает их отношениям романтичность.

Первым набрал висты в изображении милиционера, которого должны все полюбить, конечно же, Сергей Владимирович Михалков со своим дядей Степой.

С ним он изначально поделился своим ростом, разрешив ему, однако, вырасти гораздо выше.

Но, чуть повзрослев, я обратил внимание на строчку: “После чая приходите, сто историй расскажу…”

“После чая” — это где-то на уровне “маминой спальни” у Корнея Ивановича: сочиненному милиционеру автор подарил что-то из семейного уклада своего детства, где чаепитие, возможно, было неким ритуалом.

Не так ли и младший сын Сергея Владимировича Никита поступил, подарив семейное гнездо на Николиной Горе сочиненному комбригу Котову в “Утомленных солнцем”?

Милиционер из юношеского романа Жоры чем-то для меня все же родственен “золотым девкам” работы Константина Топуридзе (мужа Рины Зеленой, нынешнему зрителю известной только по роли в фильме про Шерлока Холмса).

У героя (повествование велось от первого лица) был друг, которому и герой, и, надеюсь, автор хотели подражать — он как-то героически погиб.

Звали друга героя Борис Левин.

Мог ли знать Георгий, еще не бравший в голову и тени мысли о будущих детективах, что перенесением имени реального человека на персонаж он начинает детектив, который не ему будет дано закончить?

Еще с дописательской жизни братьев Вайнеров был у них друг не друг, родственник не родственник, но домашний человек по имени Боря Левин, в спортивных кругах — Левин был спортивным журналистом — прозванный “Борей от ума”.

У меня есть подозрения, что журналистикой Жора и Боря Левин начали заниматься одновременно. Но Боре повезло с трудоустройством больше: он попал в штат какой-то спортивной газетенки. Выбор среди специальной спортивной прессы для рьяных любителей футбола или хоккея был невелик. И кроме постоянного чтения “Советского спорта” эти любители жаждали урвать еще хоть какую-нибудь дополнительную информацию — и у Бори Левина, как у всех тогдашних спортивных журналистов, была микроскопическая известность, какой у сотрудника газеты “За образцовое обслуживание” Георгия Вайнера (у себя в издании он подписывал свои заметки “Г. Воронин” — псевдоним взял в честь знаменитого футболиста Валерия Воронина) быть ни при каких обстоятельствах не могло.

Редакция газеты “За образцовое обслуживание” тем не менее находилась на улице Горького, в первом переулке после Елисеевского магазина, в добротном угловом доме, в трехкомнатной квартире, которая стоила бы сейчас миллионы, даром что на первом этаже.

Довольно часто бывая там у Жоры, я не интересовался журналистикой, но редакционные кулисы (как и кулисы любого производства — от театра до заводского цеха или научной лаборатории) меня занимали. И вообще я любил тогда центр города.

Служба Жоры в той газете имела и для моей жизни некоторые последствия.

Жора выписал Виктору Ефимовичу Ардову, как известному писателю-юмористу, полезному для реноме издания, удостоверение члена несуществующей редколлегии в редакции, существующей, однако, на улице Горького.

Когда мы с Мишей Ардовым и Максимом Шостаковичем отправились летом шестьдесят третьего года в Коктебель, Миша, собираясь на курорт, захватил на всякий случай (а вдруг негде будет без путевок и курсовок там поселиться) отцовское удостоверение.

И оказалось, что в курортном Коктебеле быть сыном члена редколлегии никому неведомой за пределами сферы коммунальных услуг газеты выгоднее, чем сыном всемирно известного композитора.

Правда, Миша со взятым из дому удостоверением выдавал себя за отца.

Но нас в пансионате поселили, а то бы из-за отсутствия пристойного ночлега мы на курорте не задержались — и я бы не познакомился с Аликом Марьямовым и не попал бы в АПН.

Про то, что есть такое учреждение — АПН, я, кстати, узнал впервые от Вайнера. Жора говорил, что ни о чем бы больше на всю дальнейшую жизнь и не мечтал бы, удайся ему устроиться хоккейным обозревателем в спортивную редакцию АПН, где, к слову, самым главным сотрудником был Марьямов!

Заинтересовать хоккеем Георгия мог не только Боря Левин, но и еще один Боря — Спиркин, приятель скорее Аркадия, чем Жоры.