Станция плененных (СИ)

Краду у девчонок гель, и плевать, что буду пахнуть слащаво. Все лучше, чем запах пота и помоев. Намыливаю голову, тело, и смотрю, как белая пена становится серого цвета и, сползая вниз, утекает вместе с водой в сливное отверстие. Грязь под ладонями скатывается, и я оглядываюсь в поисках мочалки, надеясь, что хоть что-то за нее сойдет. Но замечаю наблюдающую за мной Госпожу и лишь усилием воли остаюсь невозмутим.

Она смотрит на меня оценивающим взглядом, будто я товар в антикварной лавке, а она — оценщик, решающий, какую цену поставить очередной попавшей в ее руки безделушке.

— Почему ты никогда к нам не заглядывал? — спрашивает она, смотря намного ниже моих глаз.

Так вот как чувствую себя девчонки, когда мы смотрим чуть ниже их ключиц.

Неприятно.

— Расценки дороговаты, — отвечаю я, незаметно удивляясь тому, что мой голос остается ровным и спокойным. — Лишние жетоны нынче на дороге не валяются.

Госпожа улыбается, надо сказать довольно обворожительно. Да и в принципе стоит отдать ей должное, в этих спартанских условиях содержать бордель, да еще и в таком приглядном виде, требует немало усилий. Госпожа отдает себя этому месту и никому не позволяет обижать своих девочек.

Сутенерша с понятиями.

— Для мужчин, имеющих достоинство, — говорит она не без намеков, выгибая бровь, — и скидку дать не жалко.

— Что ж, учту на будущее.

— Учти.

Уходить она не собирается. Но делать нечего, «Рай» — ее территория. И здесь действуют ее правила. Хочет поглазеть? Пусть смотрит, я не из стеснительных. К тому же меня только что оценили по достоинству, грех лишать женщину удовольствия любоваться чем-то прекрасным.

Поворачиваюсь к ней спиной, но продолжаю ощущать на себе ее пристальный взгляд.

Это длится еще несколько минут, а после ей, видимо, надоедает.

— Как закончишь, приходи в нашу гардеробную. Дверь будет открыта — не пропустишь. Приведем тебя в порядок.

По полу тянет сквозняк, и я остаюсь один.

Горячая вода продолжает стекать по моему телу до тех пор, пока из душа не начинает литься холодная, оповещая о том, что накопительный бак иссяк свои запасы, и мне пора закругляться. Но даже так я еще несколько минут стою, окруженный остывающим кафелем, и лишь когда икры начинает покалывать, принимаю неизбежное, оборачиваясь к выходу, и не нахожу ни своей одежды, ни оставленного вместо нее полотенца.

— Вот же…

Хорошо, Госпожа, я не из стеснительных.

В коридоре холодно, двери слегка приоткрыты.

Госпожа устроила своим девушкам небольшое представление и тихие смешки из-за дверей только убеждают меня в том, что за моим шествием наблюдают. Ну ничего, думаю я, пусть смотрят и веселятся. Не так уж я плох.

Во всем коридоре лишь одна дверь оказывается по-настоящему открытой нараспашку, в комнате за ней я и нахожу Госпожу. Она стоит у туалетного столика и смотрит на меня через зеркало. В окружении металлических вешалок и десятков нарядов на них она похожа на театральную приму. И это тоже ее владения.

— Присаживайся, — произносит она, подвигая ко мне стул с набросанными на него полотенцами. — Не замерз?

Издевается и насмехается. Это в ее натуре.

— Разве что слегка, — отвечаю я, подходя ближе и садясь на предложенный мне стул.

На туалетном столике стоит плошка с густой белой пеной — меня собираются побрить. Привести в человеческий вид. Но прежде чем заняться моим лицом, Госпожа берет в руки ножницы и пластмассовый гребень.

— Готов вспомнить, как выглядел до своего прихода сюда? — шепчет она мне на ухо, смотря в глаза моему отражению.

Ее теплое дыхание заставляет все тело содрогнуться от волны мурашек.

— Я почти не изменился.

В ответ мне посылают короткую усмешку.

— Здесь все меняются.

Госпожа ловкими движениями избавляет меня от волос, они летят к полу, ножницы издают глухое «чих-чих». Каких-то десять-пятнадцать минут и моя новая прическа готова. Госпожа не дает мне возможности вглядеться в зеркало, запрокидывает мою голову назад и меняет ножницы на плошку с пеной. Обмазывает ею мое лицо и шею.

— Доверяешь мне? — спрашивает Госпожа, показывая опасную бритву.

Ее остро наточенное лезвие вызывает в душе неприятное чувство тревоги. Одно движение — и у Семена даже не будет времени меня подлатать.

— Доверяю Вашему здравомыслию, — произношу я, говоря как можно учтивее.

Госпоже нравится, когда ей подчиняются.

— Что ж… приступим.

Возможно, она и вправду была здравомыслящей женщиной, а возможно, ей просто не хотелось забрызгать свою гардеробную кровью. Но в любом случае, ни на моем лице, ни на моей шее после бритья не осталось ни единой красной полоски. Воистину, женщины удивительные создания, при самостоятельном бритье я частенько себя резал, чем изрядно подбешивал отца.

— Любуйся моими стараниями, а я пока подберу тебе что-нибудь из одежды.

Никогда прежде я не смотрел в зеркало с таким отвращением. Проведенные в Клоаке два года сказались на моем лице — я выгляжу намного старше, чем есть на самом деле. Без щетины и отросших волос я похож на того Костю, что вместе с Тохой спустился в метро после матча, но я им не являюсь. Жизнь в этом городе меня изменила.