Станция плененных (СИ)

В голове звучит голос машиниста, такой спокойный и ровный: «В целях безопасности все двери будут заблокированы». Интересно, кто-нибудь еще придал значение его словам? Он знает о том, что там происходит. И я почти уверен, что те, кто остался в других вагонах, к нам уже не присоединятся. В подтверждение этого я замечаю, как на темном стекле по ту сторону второго вагона отпечатывается человеческая ладонь. Всего на секунду.

А потом отпечаток исчезает, как мимолетное видение.

Воспоминание третье — Улица

Мне однажды сказали, отчего-то решив, что я впал в депрессию, что мне необходимо покинуть так называемую «зону комфорта» и тогда все наладится. Правда объяснить мне, что это за зверье такое — «зона комфорта», так никто и не смог. Одни говорили, что это дом, место, где ты чувствуешь себя расслабленно и спокойно. Другие, что это просто знакомое место, и покинуть его, значит, куда-то уехать. Далеко и надолго. Ведь только так можно по-настоящему почувствовать вкус жизни.

Но есть ли у жизни «вкус»?

Поезд движется дальше по темному туннелю, свет горит только в первом вагоне, а от меж вагонных дверей тянет промозглым холодом Арктики. Подперев спиной поручень, я вглядываюсь в полустертую надпись «не прислоняться» и в собственное отражение на дверном стекле. По ту сторону двери — пустота и тянущиеся вдоль стены туннеля кабели. Я исподтишка рассматриваю других пассажиров, почти у всех на лицах потерянное выражение, бледность их кожи отражает свет потолочных ламп. Несмотря на жару, властвующую в городе последние несколько недель, загорелых среди нас нет. Все мы офисные служащие, не видящие дневного света из-за работы в зданиях. А значит, навыки выживания в экстремальных условиях у каждого из нас равны практически нулю.

А раз так…шанс выжить будет выше, если держаться вместе.

Вскоре поезд начинает замедлять ход и из туннеля мы выезжаем на залитую белым светом уличную станцию. Все припадают к окнам, стараясь разглядеть как можно больше. Но станция ничем не примечательна. Разве что свет от ламп слишком ярок, а платформа отталкивающе пустынна. Но ничего из этого не может снизить их интерес. И стоит только поезду окончательно остановиться, двери как по команде распахиваются, скрываясь в пустотах вагонных стен.

— Все, приехали! — говорит один из пассажиров.

Но покидать вагон не спешит. Он смотрит на остальных, надеясь, что найдется смельчак, который сделает за всех этот первый шаг. И только я думаю, что такого идиота не найдется, как он появляется, смело делая шаг из вагона на платформу.

— Не знаю, как вам, — говорит рыжий, — но мне вообще не улыбается остаться в этом жестяном гробу. Чтобы там не произошло, но снаружи шансов выжить всегда больше.

Мать Тереза следует за ним, но переступив порог вагона, сворачивает направо и направляется к кабине машиниста. Спустя секунду по станции разносится громкий постукивающий звук — это наш сердобольный пассажир с активной жизненной позицией старается достучаться до машиниста. Правда безуспешно.

— Ну что? — Вика одной из первых тянется к дверям, чтобы стать непосредственной участницей событий. Некоторые пассажиры подтягиваются за ней. — Он хоть там?

— Конечно там! — отвечает ей недовольная чем-то грузная дама с огромным пакетом из продуктового, ручки которого, несмотря на все пережитое, она по-прежнему крепко сжимает пальцами правой руки. — Где еще быть этому гаду?

Вопрос вполне логичен, ведь сбежать от праведного гнева пассажиров у машиниста попросту не было времени. Так что с вероятностью в сто процентов — если, конечно, поезд не управляется автоматически — машинист все еще в своем кресле. Но я сомневаюсь, что он откроет нам дверь в кабину, уж слишком громко и яростно некоторые пассажиры обещали расправиться с ним в лучших традициях кровавых маньяков.

— Пошли, посмотрим, что там да как, — шепотом произносит Тоха, намереваясь выйти из вагона.

Отец всегда говорил нам с Сашей, что любопытство тот еще порок, чтобы там не говорили, и урок о том, что от выстрелов надо бежать прочь, а не в их сторону, я знаю с детства. Никогда не геройствовать. Никогда не лезть на рожон. Никогда не идти в первых рядах. Все это отец вдалбливал в наши головы сколько я себя помню. И справедливости ради стоит отметить, что на то у него были веские причины.

— Может, лучше останемся здесь? — для уверенности я киваю на карту метро. — Куда-то же поезд должен доехать? Мы не на кольцевой, чтобы круги наворачивать.

Хотя даже с кольцевой есть выезд в депо.

Тоха смотрит на карту.

Я знаю, что он по городу больше разъезжает на отцовской машине, которая тому, живущему на даче, уже не особо нужна. Поэтому в метро Тоха гость не частый, и знание всех этих линий и станций у него практически на нуле. Не сказать, конечно, что я ориентируюсь лучше…

— А вдруг уже на кольцевой?

— На кольцевой нет наземных станций.

Мои слова звучат убедительно, но и рыжий, заметивший, что никто не собирается следовать за ним, повторяет о том, что на улице должно быть безопаснее.