Станция плененных (СИ)

К моменту, когда я решаюсь выйти в город, панели начинают приобретать зеленоватый оттенок, не предвещая ничего хорошего. Ни для меня, ни для города в целом. Того и гляди — все это лопнет и из трещин вниз на дома польется какая-нибудь радиоактивная зараза. И все мы сгинем в этом океане зеленых нечистот. И никто никогда не узнает, что мы здесь когда-то были.

Внезапно в голове мелькает мысль, что, может, это и к лучшему, если все мы — похищенные из метро, так и останемся для родных пропавшими без вести?

Кто-то может сказать, что уж лучше знать правду, принять ее и смириться с утратой, чем оставаться в неведенье и жить надеждами на воссоединение с любимыми, но этот «кто-то» точно не я. И не отец с матерью. Я уверен, что даже сейчас, два года спустя, они ищут меня. Всеми доступными им средствами. И они не сдадутся. Не опустят рук и достанут всех, до кого смогут этими руками дотянуться, напоминая им, что я был. И я все еще где-то есть.

Глаза начинает щипать, и я поднимаю взгляд вверх, не давая слезам свободы.

Давно я не вспоминал родителей. И Сашу.

Да, конечно, у родителей все еще есть Саша — младший сын, мой вечный хвост. Их опора и надежда на случай, если я — старший, не смогу вернуться. Некстати приходит мысль, что нужно иметь больше одного ребенка в семье, на тот случай, если с одним что-то случится. Это как-то прагматичнее. Не будь у них Саши… справились бы они с моей потерей?

В городе тихо и пахнет гарью. Весенней гарью, которая пропитывает утренний воздух в начале апреля, когда рассвет приходит на час раньше, а темнеть начинает на час позже. Когда ветер становится теплым. Когда на улицах появляется зеленоватая дымка от возрождающихся на ветках деревьев листьев.

Как же я скучаю по этому естественному виду внешнего мира.

Я брожу от одного двора к другому, от дома к дому, и никого не встречаю. Чувство, что за мной следят, этим утром ни разу меня не посетило, что странно. Куда же подевались невидимые наблюдатели? Нужно было договориться о встрече с Митяем, но вряд ли ему удастся сегодня сбежать из лагеря. Во всяком случае, нужно дать ему знак, что я жду встречи и новой информации, а для этого мне необходимо в условленном месте оставить непримечательный для тех, кто не знает, что искать и куда смотреть, знак.

Наше место — это двор, в котором мы впервые встретились, и в который редко кто заглядывает. Потому что здесь ничего нет. Ничего, чем можно было бы поживиться. Но не дойдя до него метров сто, я вижу, как из него выходит девушка.

Сердце в груди начинает биться быстрее.

Незнакомая мне девушка.

Светловолосая.

В зеленой парке. В джинсах и ботинках. На ее плече висит сумка, и у меня начинает скрести под ложечкой от осознания того, что она с поверхности. Ведь подстрекатели не носят с собой личных вещей, а выходящие за пределы лагеря душегубы не берут с собой лишних вещей. Тем более аксессуаров вроде сумок. Это девушка прибыла в город на ночном поезде. Я почти уверен в этом. И все же…

Быстро и бесшумно я сокращаю расстояние между нами, она не замечает моего приближения. Осторожно снимаю с плеча автомат, перехватываю его и направляю дуло в ее сторону. Ей в голову.

— Х-х-х… Обернись…

Как же тяжело говорить в противогазе.

И зачем только Пастух припрятал его в убежище?

— Х-х-х…

Девушка от неожиданности вздрагивает, у нее начинают трястись плечи. Она не спешит исполнить мой приказ. Не знаю даже, от страха ли это? Может, не расслышала из-за противогаза? Запихиваю куда поглубже внутренний голос, возмущенно требующий к женщинам, попавшим в беду, более трепетного отношения. Знаю я этих женщин и их актерские способности, строят из себя невинных жертв, а на деле…

Взмахиваю головой, отгоняя воспоминания о Вике.

И уже грубее произношу:

— Оглохла что ли?..

Все это может быть подставой.

Кто сказал, что подстрекателей в лагере всего двое? Что это только Дмитрий и Семен? Может, были и другие? Может, за время моего отсутствия пополнили штат?

Конечно, здравый смысл шепчет, что это не так. Что девушка, боящаяся обернуться ко мне, ни в чем передо мной не виновата. Она — жертва. Такая же, как и я когда-то. Напуганная и уставшая, не понимающая, что с ней происходит. Мне нужно ей помочь, как-то успокоить, но когда перед глазами вновь всплывает Викино лицо, злость на нее… на себя, и на эту незнакомку вспыхивает с новой силой.

— Я сказал обернуться!..

— Да оборачиваюсь я, оборачиваюсь, — произносит девушка.

Руки она держит на уровне лица, хотя про «руки вверх» я ей и слова не сказал.

— Обернулась, — добавляет она.

И я надеюсь, что она не слышит, как под противогазом с моих губ слетает тихий смешок.