Станция плененных (СИ)

Может, стоит просто поддаться порыву и ничего не делать? Погибнуть в пасти монстра не самая завидная смерть, но по текущим ощущениям и не самая ужасная. Подумаешь, тело сдавливает в таких тисках, что спирает дыхание, а сердце начинает биться медленнее, словно боясь ненароком навредить самому себе при очередном ударе. Это мелочи жизни. С кем не бывает? Но противный зуд в груди не дает так просто сдаться.

Этот зуд расползается внутри моего тела, поднимается к горлу, опускается к желудку.

Раздражает.

Я верчусь под тушей монстра, но от моих движений оно только злится и начинает сильнее прижимать меня к полу. Эффект зыбучих песков и болот — чем сильнее стараешься из них выбраться, тем быстрее они тебя засасывают.

Если бы только у меня была возможность из-под него выбраться… Лишь немного… Чуть-чуть больше пространства для ног… но мне их не вытащить.

При очередной попытке выбраться, я ощущаю несильный укол в ноге. И после, словно раскаленной кочергой мою голову пронзает спасительная мысль — оберег Митяя!

Дал ли он мне его именно на этот случай, или на какой-то другой, я не знаю. Но делать мне больше нечего, остается хвататься за эту спасительную соломинку и тянуться к карману.

Как раз в тот момент, когда ладонь проскальзывает в карман, мои ребра опасливо хрустят — монстр почти добрался до моей головы.

Задерживаю дыхание и зажмуриваюсь. Стискиваю зубы, игнорирую нарастающую боль в черепе. Пытаюсь пальцами подобраться к заветной коробочке. Вот она, да, вот. Я чувствую ее тепло, которое она забрала от меня. Вот и она, моя спасительная кнопка. Нажимаю на нее и… ничего не происходит.

Отчаяние выбивает из легких остатки кислорода.

Я делаю глубокий вдох, понимая, что мой конец настал, больше я ничего не могу для себя сделать. И плотная склизкая туша покрывает мое лицо.

Себя не жалко. Я сделал все, что мог, жалеть не о чем. Мне жалко Сашу. Он остается в Клоаке совершенно один, никто ему не поможет выбраться. И от осознания того, что это из-за меня брат спустился в подземку, становится тошно. Жжет глаза.

Чертово метро!

Чертов Князь!

Чертовы монстры!

Со злостью сжимаю в ладони оберег Митяя.

Чертова бесполезная коробка!

Мизерная груда хлама!

Была бы сейчас моя воля, с силой бы швырнул этот оберег куда подальше! Но мне остается лишь сжимать его в кулаке, пока в висках пульсирует кровь, а голова, да и все остальные кости в теле начинают медленно превращаться в труху.

Уже от бессилия жму кнопку на обереге. Жму. Жму. Жму. Вдавливаю ее в корпус, утапливаю ногтем — все бесполезно. И когда я сдаюсь, по-настоящему сдаюсь, мое тело начинает бить мелкая дрожь. Воздуха почти не осталось. Меня либо съедят, либо я задохнусь. Пальцы расслабляются, кулак разжимается и последнее, что я успеваю сделать, крутануть большим пальцем колесико на данном Митяем обереге.

Колесико прокручивается до упора, и сильная судорога бьет по всему телу.

Я слышу лишь отголоски былых голосов, вагон утопает в рваных всхлипах и прерывистых дыханиях тех, кому еще удается оставаться в живых.

Если им повезло, и они смогли сообразить… нет. Не так. Если их чувство самосохранения смогло вовремя шепнуть, что к чему, и как следует поступить, чтобы выжить, то… да. Если им повезло.

Фаза восьмая — Первый вагон

— Эй, парень, очнись!..

Странное чувство. Вроде бы незнакомец обращается в пустоту, но на каком-то интуитивном уровне я понимаю, что его фраза обращена ко мне. Наверное, это тоже своего рода инстинкт самосохранения. Этакая невидимая глазу антенна где-то в районе затылка, улавливающая любое движение по направлению к тебе и заставляющая волосы шевелиться, словно они — живая часть моего тела. Как хвост у кошки: вроде свое, родное, но какое-то неуместное.

— Ты не умер. Открывай глаза.

Звучит несколько… раздраженно. Да, пожалуй «раздраженность» верно подобранное слово для интонации, которую я слышу. И слух это первое, что возвращается ко мне, пока кто-то пытается хорошенько меня встряхнуть, приводя в чувство.

— Ну, давай!..

В голове звучит собственный, не менее раздраженный голос: «Я очнулся. Отстаньте от меня». Но на деле мне удается лишь что-то промычать.

Этого оказывается достаточным для того, чтобы незнакомец, лица которого я до сих пор не вижу, потому что не могу собраться с силами и открыть глаза, помог мне подняться с пола, усаживая на сиденья.

Голова раскалывается.

— Вот так, парень. Давай, давай, начиная думать своей молодой головой. Не дай мозгу помереть из-за отсутствия дум.

Надо запомнить.

«Не дай мозгу помереть из-за отсутствия дум».

Воодушевляет.

Открываю глаза и сразу же пытаюсь избавиться от застилающей взор пелены. Вначале несколько раз моргаю, а потом перехожу к более надежному, проверенному годами способу — тру глаза руками. Тягучая слизь остается на пальцах, и я стараюсь думать, что это — производство моего собственного организма, а не следы жизнедеятельность тоннельного монстра.

— Ты только это, не засыпай снова, — говорят мне. — Засыпать нельзя. Можешь не проснуться.