Там оказалось так же безлюдно, как и на платформе. Куда, черт возьми, она попала? И где может быть Тина, если она здесь? Но, тем не менее, не смотря на поднимающуюся к горлу изжогой тревогу, Ева упрямо шла вперед. Ее ноги тонули в чем-то мягком и сером, похожем на толстый слой то ли пепла, то ли пыли. Ева присела и коснулась дороги, затем поднесла пальцы к лицу. Все же больше похоже на пыль. На всем, что ей встречалось по пути – на голых остовах деревьев, каменных скамьях, крошечных, похожих на коробки, постройках с заколоченными крест-накрест дверями, лежал толстый слой этой пыли. Звуки глохли в ней, как в войлоке, и потому здесь царила тишина.
Ева прошла довольно большой отрезок пути, когда ей встретился еще один человек. На этот раз это оказалась закутанная в несколько одежд и с повязанным на голове плотным платком женщина. Незнакомка не столько шла, сколько плыла навстречу Еве, ничуть не обращая на ту внимания. Когда их разделяло несколько метров, Ева бросилась женщине наперерез:
– Простите! Вы можете мне помочь?..
Незнакомка подняла голову, но лицо у нее оказалось почти до глаз закрытым платком. Ева лишь увидела черные, как пропасти, глаза без белков и невольно отшатнулась. Женщина молча проплыла мимо, будто встреча нисколько ее не удивила.
Еве еще несколько раз встретились подобные фигуры – женщин, мужчин, стариков и даже одного мальчика в толстом пальто. Безмолвные, черноглазые, серолицые, будто тени. Они все проплывали ей навстречу, озабоченные своими молчаливыми думами, и никто не проявил к Еве ни малейшего интереса. Не выдержав, девушка схватила одну из женщин за руку, но пальцы, сомкнувшиеся, к ужасу Евы, в пустоте, не почувствовали ничего, кроме едва ощутимой мягкости пыли. В следующее мгновение фигура, еще находившаяся перед Евой, вдруг исчезла, словно осыпалась пылью на дорогу. Девушка тихо вскрикнула и повернула назад. Здесь, в этом мрачно-сером месте ей делать нечего. Внутреннее чувство подсказывало ей, что она ошиблась, Тины здесь нет.
Она обрадовалась, увидев цепочку своих следов, которые, словно нить Ариадны, не дали бы ей заблудиться и вывели из этого сумрачного места обратно к станции. Ее следы оказались единственными, никто из встретившихся «прохожих» больше не оставил их на дороге, словно фигуры плыли в воздухе, не касались ногами земли. Но затем Ева обнаружила еще одну цепочку следов, которые перекрывали ее собственные. Кто-то, кто носил ботинки или туфли размера значительно превосходящего ее собственный, шел за ней попятам до последней встреченной ею постройки, а затем куда-то исчез. И в этот момент Еве стало по-настоящему страшно – до холодка в позвонках, до онемения кончиков пальцев. Секунду помедлив, она внезапно сорвалась с места и бросилась бегом. Ее не столько пугало то, что она, обгоняя плывущие теперь в одном с ней направлении фигуры, зачастую проходила сквозь них без помех, сколько то, что кто-то, возможно, преследовал ее.
Ева выбежала к станции, рванула на себя легко поддавшуюся дверь, пробежала через бар, за стойкой которого все так же находилась фигура мужчины в пальто и шляпе, выскочила на платформу и увидела стоявший у станции эшелон. Не раздумывая, она запрыгнула в первый ближайший к ней вагон и только уже там огляделась.
Впрочем, оглядеться ей мешала темнота, слегка разряжаемая пробивающимся в горизонтальные щели деревянной обшивки тусклым светом. Эта темнота, в отличие от сумерек того странного городка, в котором Ева только что побывала, была не молчаливой, а была наполненной вздохами, храпом, кряхтением, скрипами, откашливаниями. Ева обняла себя руками, словно желая отгородиться от непонятного, а потому страшного, окружения. Куда она попала, куда ее везут, кто с ней находится рядом? Во второй раз она испытала животный ужас, который едва не заставил ее сорваться на истерику, закричать, завопить, броситься на поиски выхода. И только здравая мысль, что, возможно, ее младшая сестренка тоже прошла через подобный испуг, отрезвила подобно ледяному душу и заставила взять себя в руки. Что бы ни случилось, куда бы ее ни везли, с кем бы ей ни пришлось встретиться, она все выдержит – ради того, чтобы выручить из этого места Тину.
Евгения не шла, а словно порхала, и для полного сходства с какой-то диковинной птицей, обратившейся неожиданно в женщину, размахивала, будто крылами, руками. Иван, идущий за нею по пятам, незаметно усмехнулся, но тут же одернул себя. Грешно смеяться над чужой бедой. Девушка не виновата в том, что на ее долю выпало сумасшествие. Не желал бы он оказаться на ее месте. Впрочем, похоже, Евгения в своем состоянии была абсолютно счастлива. Вон, опять что-то напевает себе под нос и даже приплясывает. Может, зря он за нею увязался? Какой тут еще может быть дедушка?