Станция "Шестьдесят третья улица"

Ту женщину наверняка звали Мейбел… Уж такая она была женщина. А двух мужчин, которые, как он видел, обычно стояли в ожидании на платформе станции «Шестьдесят Третья Улица»… да он просто знал, что их зовут Легз и Шоулдез[3]: этот пиджак с подплечниками, эти длиннющие конечности — их просто не могли звать никак иначе.

Поезд подошел к Семьдесят Второй Улице, и Артуру опять стало тошно. То, что он делает, — правильно. Мужчине положено жениться. Он не виноват, что Фэнни не удалось создать собственную жизнь. Нельзя же ожидать, что он откажется… Но он уже звал эти доводы наперечет. Они с Фэнни прожили вдвоем двадцать пять лет. С тех пор, как умерла мать. Фэнни ему не поверит. Он ее хорошо знает. А когда наконец поверит, что будет? Его зазнобило, ему стало плохо. И он понял, что это невозможно. Он не сможет этого сделать. Он с тоской глядел на унылую станцию метро. Среди рекламных вывесок он увидел один из этих самых плакатов Общества Евангелистов. «Итак, выбирайте теперь жизнь, дабы вы могли жить».

Но он не мог. Он просто не мог этого сделать.

Ему придется сойти на следующей остановке, и позвонить Анне, и сказать ей. Больше ничего не остается. Поезд отошел от станции «Семьдесят Вторая Улица». Теперь, придя к решению, Артур уже не чувствовал себя плохо. Он просто слегка оцепенел. Он выйдет на следующей остановке, позвонит Анне. Не откладывая ни на минуту.

Поезд с шумом взобрался вверх по склону, притормозил у Шестьдесят Третьей Улицы, остановился. Артур вскочил на ноги. Раньше он никогда здесь не останавливался. Женщина в уродливой шляпке подняла глаза и перехватила его взгляд.

— Скорей, — сказала она. — Они пробудут тут всего минуту. Скорей!

— Я не могу от нее отказаться, — Артур заметил, что объясняется, умоляет.

— Ско-рей! — Бесполезно. Ему придется отказаться от нее.

Он пошел к выходу. Легз и Шоулдез улыбнулись ему, широко улыбнулись.

— Смотри-ка, кто пришел! — сказал Легз.

— Ну наконец-то! — сказал Шоулдез.

Щелкая и грохоча поехал поезд. Женщина в уродливой шляпке разразилась криком, который все не смолкал и не смолкал. Поезд с лязгом остановился. Она перестала кричать. Засунула в рот пластик резинки, перевернула газетную страницу и принялась читать.

— Если бы они поставили на эту штуку руль или что-нибудь такое, сказал Легз, — можно было справиться в одиночку.

— Вечно ты жалуешься. Полегче на повороте, — сказал Шоулдез. Очень ярко светили огни.

— Ну, а мне было подумалось, что нам не набрать нормы, — заметил Легз. — Пятьдесят один, пятьдесят два.

— Мы всегда набираем норму. Разве босс не заботится об этом? Иногда, — подчеркнул Шоулдез, — на это уходит чуть побольше времени, вот и все. Пятьдесят восемь… эй. В пятьдесят девятом пиво по-прежнему холодное?

В голосе Легза прозвучала легкая обида. «Пятьдесят девятый всегда отводится под пиво, — сказал он. — Что бы ни произошло, теплого пива не будет. Шестьдесят один…»

— Шестьдесят два. Шестьдесят Три. Вот и приехали, - бодро сказал Шоулдез. Он до конца вытянул наружу длинный глубокий ящик. — Все современные удобства, — сказал он. — Ты там держишь?

— Держу, — сказал Легз. — Давай наверх. Тихонько. Тихонько. Вот так.

Все секции были хорошо спроектированы, носилки помещались точь-в-точь.

— Ну… Пожалуй… — Шоулдез немного помычал. — Купим-ка мы, пожалуй, Мейбел новую шляпу.

— Пожалуй, — ответил Легз. — Славная старушка Мейбел.

Они подтолкнули ящик, и он закрылся, щелкая и грохоча.