Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке

Скорость, с которой КГБ провел эту операцию, свидетельствовала о том, что она была подготовлена еще до того, как Захаров был послан на встречу с заводом. Обыватели восхищались эффективностью работы КГБ, но я, как инсайдер, хорошо знал, как на самом деле обстоят дела в моей структуре. Только на получение разрешения на задержание Данилова ушло бы не меньше недели. Кроме того, необходимо было разработать и спланировать операцию, что также занимало изрядное количество времени.

Одним словом, у меня были все основания для тревожного вывода: пока Горбачев пытался навести мосты с Западом, КГБ вел совсем другую игру. Когда Захаров и Данилов были арестованы, генсек оказался в ловушке. От него требовалось проявить "твердость" перед лицом "гнусных замыслов американского империализма". Не меньшую твердость по отношению к козням Москвы должен был проявить и президент Рейган. Оба лидера стали заложниками не зависящих от них обстоятельств. В обеих столицах раздались громовые заявления — заря новой разрядки между США и Советским Союзом сменилась новой конфронтацией. Она была страшна для народов обеих стран, но объективно отвечала личным интересам Крючкова и всего руководства КГБ.

И все же Крючков, видимо, недооценил, насколько серьезен был Горбачев в своих заявлениях о новом политическом мышлении. Как и многие другие советские "большие колеса", начальник разведки увидел в декларациях своего лидера исключительно политическую уловку, направленную на укрепление власти элиты — номенклатуры. Ошибка Крючкова едва не привела его к катастрофе. Произошло непредвиденное.

После серии интенсивных контактов госсекретарь Джордж Шульц и министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе объявили о проведении советско-американского саммита в Рейкьявике. Они также приятно удивили сотрудников резидентуры, согласившись обменять Захарова и Данилова. Это был, пожалуй, первый случай в истории советской разведки, когда правительство встало на защиту попавшего в беду сотрудника.

Это было удивительно, потому что в СССР не было незаменимых людей. Эта аксиома настолько глубоко укоренилась в советском общественном сознании, что забота об отдельных людях казалась не только неуместной, но и постыдной. Например, советское государство всегда относилось к своим разведчикам не просто с презрением, а с непонятным садизмом.

Перед вторжением нацистской Германии в СССР сталинская внутренняя контрразведка практически уничтожила всю советскую разведывательную сеть за рубежом. Принцип работы заключался в том, что после нескольких лет работы за рубежом сотрудник разведки терял свою идеологическую чистоту. Вследствие этого он либо ликвидировался в стране пребывания, либо возвращался на родину на "перевоспитание" — для расстрела или отправки в ГУЛАГ.

Кампания террора против собственной разведки дорого обошлась Сталину, но не вразумила его. Офицеры разведки, укравшие атомные секреты Америки в 1940-х годах, были отмечены; они должны были быть выполнены в случае неудачи первого испытания советской ядерной боеголовки. К счастью для них, тест прошел без сучка и задоринки. Герои-разведчики получили в подарок жизнь, а глава НКВД, предшественника КГБ Лаврентий Берия, был удостоен высшей воинской награды страны — звезды Героя Советского Союза.

Спустя много лет, когда у руля стоял Хрущев, несколько непосредственных участников той разведоперации были также удостоены звания Героев. Наградной лист несколько раз отправляли в Кремль, но каждый раз возвращали обратно. Говорят, что Михаил Суслов, член Политбюро и главный коммунистический идеолог, был категорически против присвоения разведчикам звания Героев Советского Союза. Неудивительно, что такая награда показала бы, что страна обязана своей атомной бомбе усилиям разведки, а не хваленым «преимуществам» советской политической системы или «мудрому руководству партии».

Возникла парадоксальная ситуация: разведка внесла неоценимый вклад в укрепление СССР, но тем самым вызвала в Кремле комплекс неполноценности. Советские руководители трубили о преимуществах социализма, при этом тайно используя зарубежные достижения, украденные разведкой у «обреченных империалистов». Конечно, альтернативы воровству у них не было, но людей на вершине пирамиды власти не могла не уязвить мысль о том, что Советский Союз движется к паритету с Америкой благодаря массовой опоре на столь презренные средства. И расплачиваться за мучения своих руководителей приходилось самым успешным разведчикам. Их выжимали, как лимоны, а потом выбрасывали как мусор.

Таких историй я знал немало, поэтому твердая позиция нового руководства страны в защиту Захарова стала приятной неожиданностью. Действия Горбачева внушали уважение.

В августе 1986 года вершина Рейкьявика была не за горами, и я поспешил увидеть Сократа. Появился отличный предлог, чтобы проверить его готовность служить моим «советником». На этот раз Сократ появился один.