Станция «Звездная»

Он сочувственно подмигнул своей соседке, пухлощекой девочке, застывшей под ястребиным взглядом пожилой дамы в броне из самоцветов, очевидно, бабушки. Ребенок хихикнул, а бабка так сурово зыркнула на Яна, что он уставился на сцену, приняв самый одухотворенный вид, на который только был способен.

Концерт начался.

Колдунов прослушал даму-конферансье, и программку тоже почему-то забыл купить, поэтому не понял, какое произведение исполняется. Хотел тихонечко спросить у Сони, склонился к ней, почувствовал щекой легкие завитки ее волос, и раздумал.

Соня положила руку на его запястье. Ладонь была сухая и теплая, и Ян прикрыл глаза.

Он сам не заметил, как строгая и торжественная музыка овладела им. Нравилась она или нет, дело было не в этом. Просто он вдруг понял, что кроме того простого и правильного мира, в котором он живет, есть что-то еще, что-то прекрасное и мучительное, и которое наверняка так и останется ему недоступным. Душа рвалась куда-то, как цепной пес или птица с подрезанными крыльями, и от этого становилось грустно, тоскливо, но и одновременно странным образом хорошо.

Ян почти забыл, где он, не думал, что в его руке лежит Сонина рука, весь отдался своему странному переживанию, и казалось, еще чуть-чуть, и он все поймет, но тут музыка стихла, раздались аплодисменты, и он очнулся.

В антракте он убедил себя, что все это лишь результат воздействия волн определенной частоты на слуховые рецепторы, и нечего тут фантазировать и воодушевляться, угостил Соню пижонским кофейком из крошечной чашки и все второе отделение действительно скучал, прикидывая, как дотянет до стипендии и что делать, если Соня захочет пойти куда-нибудь еще.

На улице потеплело, и снова шел мягкий уютный снег, оставляя белую бахрому на ветках, проводах и карнизах. Ян шагнул к метро, но Соня повернула совсем в другую сторону, к своему автомобилю, стоящему напротив Театра имени Комиссаржевской.

– Вот ты меня и проводил, – улыбнулась она, открывая дверцу.

– А можно я тебя доведу все-таки до дома?

Соня пожала плечами:

– Садись.

Ян устроился на переднем сиденье.

Соня расстегнула шубку, подобрала подол, причем Ян с интересом посмотрел на узкую коленку, внимательно глянула в зеркало заднего вида, оценивая то ли дорожную обстановку, то ли себя, и тронулась с места.

– А тебя это не коробит? – спросила Соня, повернув на Невский.

– Что это?

– Баба за рулем.

Ян засмеялся:

– Какая же ты баба.

– Ну девушка.

– Нет, мне нравится, что ты меня везешь.

– Хорошо.

Розы лежали на заднем сиденье и ничем не пахли, только шуршали целлофановой оберткой, когда Соня резко тормозила.

– Знаешь, Ян, не обращай внимания на то, что говорит папа, – мягко заметила Соня.

– Здрасте! Он вообще-то профессор, и я обязан его слушать.

– Я имею в виду, что он говорит про тебя. Открою секрет, он у меня ругает только тех, кто ему нравится.

– Интересный подход.

Не отводя глаз от дороги, Соня улыбнулась:

– Хвалит он тех, в ком не видит перспективы. Что с них взять, люди конченые, похвалой уже не испортить, а кто может стать великим человеком, тех надо постоянно ругать, чтобы росли над собой.

– Ладно, я понял. Буду воспринимать, как комплимент.

– Вот и правильно.

Ян нахмурился, припоминая студенческие годы. Бахтияров не вел занятий и не принимал экзамены у его группы, но, кажется, был одним из тех преподавателей, которые с пафосом декламируют «бог знает на отлично, я знаю на хорошо, а вы знаете в лучшем случае на удовлетворительно». И плевать, что система разработана именно для оценки курсантских знаний, а не преподавательских и божественных.

– Суровый он у тебя.

– Что есть, то есть, – фыркнула Соня, – папа твердо усвоил основополагающий принцип советской педагогики, воспитание через унижение.

Ян пожал плечами. Он неплохо был знаком с этой методикой, четкой, эффективной и, главное, не требующей особых затрат от учителя. Достаточно сказать, что ученик дурак, и тот из кожи вон вылезет, доказывая обратное. Столкнуть в яму, и пока человек из нее вылезает, как раз и научится. Технология распространенная, но самому Яну, которому теперь доверяли обучать молодых курсантов самым азам хирургического мастерства, больше нравился другой метод. Сразу дать понять ученику, что он молодец и всего добьется, если будет заниматься. Даже Васю Лазарева, природная тупость которого действовала на мозг Яна, как лом, воткнутый в часовой механизм, он ни разу не обозвал придурком, а просто дышал поглубже и подбирал слова попроще.

– Короче, ты его не бойся, – улыбнулась Соня, и Ян наконец сообразил, к чему она ведет.

– Хорошо, не буду, – сказал он, легонько проводя ладонью по ее коленке.

– Вот и приехали, – Соня заглушила мотор и повернулась к нему, – пора выходить, если ты не хочешь, чтобы я подвезла тебя до дома.

– Только если потом ты снова позволишь мне себя проводить, – Ян потянулся к ней и провел рукой чуть выше по бедру.

Они поцеловались. Губы Сони были чуть-чуть обветренные, а щека упругая и холодная, так что хотелось на нее подышать.

– Фи, как пошло, в машине, – сказала Соня, отстраняясь.

– Извини.