Станционный правитель

Бриа сухо прощается с Калле-Калле. Я молчу — мне добавить нечего. Способов давления на ацетиков у меня тоже никаких. Если тораи плевать и на успешность своей школы, и на рентабельность проекта по получению слизи зогг, то других рычагов у меня нет. Ацетики же даже в зогг-проекте не участвуют, а чем они занимаются в своем модуле на станции и важно ли им это, я до сих пор не знаю.

А что если, приходит мне мрачная мысль, некоторые расы-спонсоры вообще вкладывались в Узел только и исключительно для того, чтобы создать удобную площадку для терок с другими расами? Ну вдруг?

Звучит очень… нелогично. И одновременно это тот сорт глупости, которого я привык ожидать от политиков, если взять на себя труд вчитаться в ежедневные новости (вот поэтому я их уже много лет стараюсь не читать, благо, все самое важное все равно просачивается в соцсети и иное информационное пространство).

— Бриа, нам нужно поговорить конфиденциально! — после окончания разговора с Калле-Калле сразу прошу я.

— Да, я как раз хотела сказать то же, — отвечает она.

Моя заместительница по дипломатической работе выглядит до странности собранной и одновременно рассеянной. То есть с одной стороны как будто она в режиме решения проблем и готова ко всему, а с другой — как будто думает о чем-то своем и происходящее вокруг не очень-то ее занимает.

Насколько я знаю женский пол, для многих из них такое состояние в пределах нормы, но за Бриа я до сих пор ничего подобного не замечал.

Мы отправляемся в конференц-зал — давно пора назначить его своим кабинетом. Но и там Бриа говорить не торопится, нервно расхаживая туда-сюда между панорамными экранами, как будто подбирая слова. Или решая, что рассказать, а что нет.

Да ну, глупости, зачем ей от меня что-то утаивать.

— Бриа, — говорю я, в полной уверенности, что сейчас меня погребут под лавиной инфы, совершенно по-новому раскрывающей для меня лор игры, — что вообще происходит? Почему они друг на друга ополчились?

Она слегка морщится, но отвечает очень быстро. Может быть, даже слишком быстро:

— Не знаю, капитан.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, взгляд Бриа тверд.

— Не знаю, — повторяет она с нажимом.

И я понимаю: на самом деле все наоборот. Она знает, но сказать не может. Видимо, задача выяснить, что за кошка пробежала между этими двумя расами — мой квест на следующую арку. Вот же не было печали.

Казалось бы, сделав этот вывод, нужно успокоиться и начать методично выспрашивать Бриа обо всем, что она может сообщить. Но почему-то у меня на душе по-прежнему мутно и непонятно. Сейчас бы Белкина погладить, что ли… Но Белкин остался в рубке, собирает тактильную дань с порождений искусственного интеллекта.

— Капитан, — обращается ко мне Бриа, по-прежнему глядя в глаза, — то, что сейчас происходит — очень серьезное дело. Очень.

Ощущение близящейся подставы только возрастает. Казалось бы, что мне? Игра да игра. Конечно, от того, как я ее прохожу, для меня могут зависеть многие плюшки в реальном мире. Но, честно говоря, система вознаграждений в «Игротехник-НЕО» настолько непрозрачная, что я не очень-то в эти награды и верю. Да и как оценить мою эффективность в качестве игрока или тестера, когда у моих коллег у каждого — своя ветка?

В общем, переживать мне абсолютно не о чем. И все же…

— Что происходит? — спрашиваю я. — Ладно, вы не знаете причины, по которой ацетики и тораи вдруг начали сражаться между собой. Но что спровоцировало обострение отношений?

Может быть, наш проект с зогг? Не зря же Эльторри отрицал, что что-то знает о нем. Не очень-то похоже на правду: согласно лору игры, любой межрасовый проект — штука значительная, уж мимоходом-то высокоранговые функционеры должны быть о нем осведомлены.

— Ничего, — так же значительно, таким же каким-то особенным тоном произносит Бриа.

— В смысле — ничего? — не понимаю я.

— Ничего, что произошло на станции Узел, и ничего из того, о чем вы можете узнать в рамках своих должностных обязанностей, — последние слова она тоже выделяет голосом, — не повлияло на поведение ацетиков и тораи.

Угу, значит, это действительно очередной квест, подкинутый мне разработчиками. Бриа, будучи актрисой, отыгрывающей определенную роль, разумеется, сказать мне этого не может.

Только почему у нее такой обеспокоенный взгляд?

— Ничего, — говорю я с напускной уверенностью, — прорвемся.

Но «прорваться» не получается.

Проходит уже два дня с момента того разговора, и ощущение игры в пинг-понг с бетонной стенкой становится все явственнее и явственнее. Очевидно, в этот раз разработчики и сценаристы переоценили возможности моего интеллекта — или просто сделали игру слишком уж приближенной к реальности, потому что ни одной подсказки, ни одной зацепки, как исправить дело, я так и не нахожу.

А положение продолжает ухудшаться.

Тораи и ацетики размещают свои корабли сплошной сферой вокруг станции. Несмотря на продекларированные два часа на раздумья, никто ничего не делает целых двое суток: тораи не пытаются задержать пассажирские суда, ацетики не пытаются им препятствовать.