А на том конце провода вещает взвинченный голос любимой подруги.
— Ты сейчас упадёшь! — вываливает на меня без какого-либо приветствия — Сидишь?
— Сижу.
— Знаешь, кто ко мне перевёлся в отдел?
— Да откуда ж мне знать?
— Макаров! — восклицает подруга, но я никак не реагирую. — Ну ты чего, Натали? Не помнишь его, да?
— Что? Прости?
Татьяна вздыхает:
— Опять со своим козлом поругалась?
— Просто с козлом. Не с моим.
— Ты паспорт свой гражданский открой. Кто там у тебя записан в качестве козла?
— Тань, — вздыхаю, давая понять, что сейчас мне не до стёба, — я полчаса назад узнала, что беременная. Поэтому прости. Не в настроении. Совсем.
На том конце провода повисает тишина. А я, закрыв глаза, прижимаюсь спиной к стене и пытаюсь глубоко дышать, чтобы побороть приступ тошноты.
— Так! — командует строгий голос Танюхи, — ты сейчас дома? — бубню в трубку “угу” и Татьяна продолжает раздавать свои ЦУ: — ложись на диван, ноги кверху задери и ничего не делай. Я скоро буду.
Я даже не успеваю ответить, как Танюха кладёт трубку. Время за ожиданием визита подруги просто пролетает. И я даже не удивляюсь, когда через час после телефонного разговора обнаруживаю у себя на пороге квартиры майора полиции.
— Ты с работы, что ли, сбежала? — оценивающим взглядом скольжу по форме.
Таня молча снимает своё пальто, вешает его в шкаф и с важным видом топает на кухню. Достаёт из пакетов: фрукты, выпечку, бутылку молока и белого полусладкого.
— Это тебе, — кивает на молоко, — а эта бутылочка для меня. Ты у нас теперь не пьёшь.
— Я и так не пью после травмы, — обидчиво хмыкаю.
— Давай. Рассказывай. Что делать будем с твоей жизнью?
И пока я пытаюсь сложить слова в предложения, Татьяна вовсю хозяйничает на моей кухне.
— Я вот главное не услышала, Натали. Ты рожать собираешься или пойдёшь на аборт? Кстати, какой там у тебя срок?
— Не знаю.
— Что именно не знаешь?
— Ничего не знаю. Я давно не слежу за циклом. Возможно, мне и аборт уже делать нельзя, — отвечаю равнодушно, а руки сами тянутся к животу и гладят его вверх-вниз, — и я не хочу аборт, если честно.
— Угу, значит, будем рожать с Островским?
— Нет. Ты что?! — возмущённо. — Мать-одиночка не так уж и плохо. По крайней мере, государство мне будет платить пособие.
***
Вова действительно съезжает к своей маме. Вечером, вернувшись с работы, он демонстративно расхаживает по квартире, собирая вещи. А я вижу, как он поглядывает на меня и ждёт, что вдруг передумаю и попрошу остаться.
Но я ничего у него не прошу. Мне дышать больно рядом с этим человеком, а на сердце всё ещё кровоточат раны.
— Лизок, — Вова подходит к детской спальне, но становится хмурым, обнаружив малышку спящей.
— Не буди её, — прошу я, демонстративно закрывая дверь перед его носом.
— Я хотел попрощаться. Когда теперь увидимся?
— Да хоть завтра! Не вижу проблемы. Было бы желание.
В коридоре Вова обувается, а затем достаёт из кармана куртки связку ключей и кладёт её на тумбу.
Поднимает на меня печальный взгляд. Вздыхает.
— Наташа, а если бы тогда я тебя не ударил? Ты бы сейчас вернулась ко мне? Мы друг другу изменили. Один-один. Считай, квиты.
— Значит, это всё-таки была измена, — ухмыляюсь я, а он стыдливо отводит взгляд.
— Но тогда, в машине, резинка реально была не моя!
— А это уже неважно. Прошлое не изменить, поэтому твой вопрос глупый. Я даже отвечать не буду.
— Что ты решила с ребёнком?
— Для начала стану на учёт в женскую консультацию.
— Будешь рожать?
— Буду.
— И как же ты с ним справишься одна?
— Пока не знаю. Справлюсь как-нибудь.
— Наташа, — вздыхает муж и я чувствую, что он готовится что-то сказать, но у него никак не выходит подобрать нужные слова. — Мы столько лет были вместе и чтобы между нами не произошло, ты никогда не будешь мне чужим человеком. Я тебе всегда помогу, ты обращайся за помощью, хорошо?
Вымученно улыбаюсь. И киваю. Но лишь потому, что мне надоел этот никчёмный разговор и я хочу, чтобы Островский поскорее ушёл.
И когда он уходит, я закрываю за ним дверь на несколько замков, а затем скатываюсь по стенке вниз и тихо плачу.
А ещё просматриваю в Инстаграме фото Радмира и тогда мне совсем становится хреново. Слёзы душат горло. Я с трудом дышу, но что-то щёлкает в голове и я растираю по лицу солёную влагу.
Не плакать. Не истерить!
Во мне живёт маленький человечек и я просто не имею никакого права доводить себя до такого состояния.
Ради будущего малыша я обязана быть сильной… и спокойной.
Засыпаю с телефоном. А утром просыпаюсь с улыбкой на губах от того, что этой ночью мне снился он и его золотисто-карие глаза, которые смотрели на меня пристально и влюблённо.
А потом я прихожу в себя.
Приснился. Просил поговорить с ним. Наверное, хочет, чтобы я его помянула.