Стану тебе женой (СИ)

Колокольчик на входной двери снова оживает, заставляя напрячься.

— Славик, я думала, мы с тобой всё выяснили… — слова застревают в горле, а в груди предательски сжимается сердце.

До боли знакомые глаза смотрят на меня пристально, а губы искривляются в ухмылке. Застыв недалеко от входной двери, Рад скрещивает на груди руки. Его взгляд блуждает по залу, затем возвращается ко мне.

Радмир

Не хотел приходить, не хотел видеться с ней, потому что ещё не отболело, потому что ни черта не забыл. Всё печёт внутри, горит. Хрен знает, когда это пройдёт, да и пройдёт ли вообще.

И вот я здесь, в её кофейне. Где воздух пропитан её запахом, сладким и горьким одновременно. Как наркоман со стажем, дурею от этого аромата, и жажду ещё.

Она нереально красивая в этом платье цвета мака. И губы, накрашенные красным, так и тянут к себе, манят. Я долбанная муха в паутине. Чем больше барахтаюсь и сопротивляюсь, тем сильнее зарываюсь в липкую, тягучую нить.

Боится меня. По глазам вижу, по губам читаю волнение. От неё за километр веет страхом, леденящей душу мерзлотой.

— Зачем ты здесь? — голос её дрожит, взгляд неуверенно скользит где-то между мной и столом. И чем больше я приближаюсь, тем хаотичнее становится взгляд. — Уходи, Рад, иначе я вызову охрану.

— Даже "привет" не скажешь? — уже подошёл вплотную, руки упёр в барный стол и теперь нас разделяет каких-то жалких полметра. — А, Наташ? Ты так сильно меня боишься?

— Я правда не понимаю, зачем ты здесь. Ты же сказал, что давно забыл меня. Не помнишь.

— Сказал, — выдерживаю паузу, давая нам двоим время заново привыкнуть друг к другу. — Назло сказал, понятно?!

Наташа обнимает себя за плечи, но нажать тревожную кнопку не спешит. Если бы действительно хотела, чтобы меня здесь не было, то сразу бы вызвала охрану. И это вселяет уверенность, что она всё ещё меня не забыла, хотя и пытается корчить из себя неприступную крепость.

— Давно ты встречаешься с моим отцом? — в упор смотрю, не давая ни малейшего шанса скрыть от меня реакцию. И по быстрому взмаху ресницами, становится понятным, этот вопрос застаёт её врасплох. — Ну и как тебе? Старый конь борозды не испортит?

— Заткнись, — через зубы цедит.

Набросив на плечо сумочку, решительно движется вперёд. Но когда ровняется со мной, ловлю её, схватив за запястье. На себя тяну. Прижимаю плотно — так, чтобы выбраться не смогла.

Упёршись в мою грудь ладонями, шумно втягивает воздух ноздрями. Её карие глаза полыхают огнём. Она убить меня готова, сжечь заживо одним только взглядом.

— Чего тебе не хватало, Наташа? Почему ты меня бросила? — в груди болит, но сжимаю пальцы сильнее, сдавливаю талию тисками.

— Господи, да ты пьяный, — морщит нос. — Если хочешь поговорить на эту тему, то давай в другой раз. У меня был очень тяжёлый день, я устала и сейчас только хочу домой, к дочке.

— А я сейчас хочу… Тебя. — выдыхаю с болью. — Скажи мне, Наташа, что со мной не так? Почему ты меня променяла на "такую" жизнь?

Она не спешит отвечать. Лишь губы кусает, те самые, что не дают мне покоя. Наяву и во сне я тысячи раз видел эти губы, целовал их до покалывания где-то под рёбрами.

— Пожалуйста. Отпусти.

Шепчет, в глаза смотреть боится, поэтому её взгляд блуждает на моём подбородке.

Разжимаю тиски и, круто развернувшись, двигаюсь к входной двери. Поворачиваю замок на несколько оборотов, спиной чувствуя, как Наташа следит за каждым движением моей руки.

На всех окнах опускаю жалюзи. Убедившись, что с улицы теперь ничего не видно, достаю из кармана пачку сигарет и ключи от тачки, бросаю их на стол.

— Ты об этом пожалеешь, — предупреждающее качает головой, когда я лениво приближаюсь к тому месту, где оставил её пару минут назад. — Ты не можешь врываться ко мне в кофейню и вести себя, как дикарь.

— Почему нет?

Крепко обняв её за талию одной рукой, второй забираюсь под платье. Ладонью скольжу по бедру, глажу ногу. Кожа такая гладкая, упругая.

— Не нужно, — вяло сопротивляется, когда моя ладонь перемещается на ягодицу и сжимает округлое полушарие.

— Скажи, что не любишь, — прикусываю чувствительное место за ухом, — скажи, что ничего не чувствуешь… Сейчас. Скажи, милая.

Она что-то шепчет мне на ухо, но я уже ничего не разбираю. Ничего не хочу слышать, кроме её тяжёлого дыхания. Все границы стираются. Прошлое. Настоящее. Ни о чём не могу думать. Тормоза давно отказали. Последний предохранитель сгорел. В груди боль необъятная и Наташа — единственная анестезия. Нужна мне вопреки всему. Даже если потом дыра станет во много раз больше, чем футбольное поле.

В губы целую жадно. Пью все её вздохи и возможные колкие словечки, которые обязательно посыпятся, если сейчас не заткну её рот своим языком. Плавно перемещаемся по залу. Ничего не вижу вокруг, кроме её разгорячённого тела, прижимающего к моему, не менее горячему.