Старая армия

Трудно было уловить в нашей школе степень индивидуальных влияний и наличие какой-либо особеннойсистемы воспитания. Ни системы, ни даже преднамеренного воспитание в общепринятом смысле в ней не было. Подобно тому, как и тогда, и позднее трудно было бы уложить в систему тот распорядок, который существовал в училищах, отличавшихся несравненно более суровой дисциплиной, даже механизацией жизни. Начальник приказывал,следил за выполнением приказа и карал за его нарушение. И только. Вне служебных часов у нас почти не было никакого общения с училищными офицерами. Мы были предоставлены самим себе. Начальник опытным глазом замечал у отпускного юнкера неформенный галстук и легко подлавливал «винный дух». Но не уделял внимания тому, например, обстоятельству, как много юнкеров приносило из отпуска сифилис, калечило тело и пакостило душу. Вообще, к заболевшим венерическими болезнями и товарищи, и начальство относились только с подтруниванием. Один начальник нашего училища при обходе лазарета задавал шутливые вопросы по поводу «грехопадения», другой укорял в плохом выборе…

В одном из юнкерских кавалерийских училищ начальство смотрело на дело проще. Юнкеров водили в публичный дом, как в баню, «повзводно», после предварительного медицинского осмотра женщин.

Перед нами открывались новые пути офицерской жизни, и мы выходили на них ощупью, зная службу, но плохо разбираясь в служебных, житейских, общественных отношениях, делая на первых порах немало ошибочных шагов. Никто не внушал нам, что по выходе из училища надо продолжать учиться и работать над собой.

Вообще, не было той близости, о которой в области других отношений в один голос твердила приказная литература:

— Станьте ближе к солдату!

Никто не напоминал:

— Станьте ближе к юнкеру!

В училище сосуществовали два разных мира, хотя и тесно соприкасавшихся друг с другом.

Потому так ценились те редкие училищные офицеры, которые, сохраняя престиж начальника, просто и участливо входили в юнкерскую жизнь; потому так охотно открывали перед ними душу. Впрочем, такие «либералы» у старшего начальства бывали на плохом счету…

Отсутствовали и официальные беседы, поучающие долгу, патриотизму. В официальном отчете Главного управления военно-учебных заведений за 1906 год есть указание, что с этого года заведены беседы ротных командиров и офицеров с юнкерами — образовательного и воспитательного характера…

Как велось дело и каковы были результаты, не знаю. Но представляю себе все трудности этого дела. Ибо дар увлекать и вести вдохновенным словом — удел немногих; а официальное красноречие, если оно бездарно или звучит фальшивыми нотами, чутко улавливаемыми молодежью, приводит всегда к противоположным результатам.

Близость может ведь быть и неофициальной.

За два года пребывания в училище я помню только два случая поучения перед строем роты начальника училища — по поводу крупных нарушений юнкерами устава и морали, из которых последнее было из ряду выходящим: юнкер попался в краже вещей в цейхгаузе, из чемодана соседа. Это происшествие и помимо начальнического внушения произвело такое угнетающее впечатление на юнкеров, что вся рота долго чувствовала себя словно как оплеванной. Мне рассказывали, что года через два такой случай повторился. Нервная дрожь пробежала по рядам выстроившейся роты, когда генерал Лавров — бледный, с трясущейся головой — подошел к строю и страшным, не своим голосом крикнул:

— Вор, выходи!

И он вышел…

В обоих случаях до суда дело не довели, считая, что слишком большой позор лег бы на школу. Юнкеров отчислили в свои полки, сообщив туда, что они навсегда лишены права поступления в какое-либо военное училище.

* * *

При отсутствии планомерного воспитания в школе можно было бы думать, что она обрабатывала своих воспитанников только внешне и технически, не затрагивая их мировоззрения…

Но этого не случилось.

Вся окружающая атмосфера, пропитанная бессловесным напоминанием о долге, строго установленный распорядок жизни, постоянный труд, дисциплина внешнего оказательства и внутренних отношений; традиции училища — не только ведь школьнические, но и разумно-воспитательные, которыми, казалось, пропитаны были его стены и которые передавались от одного выпуска к другому; общеофицерские традиции командного состава, даже не вполне удачного… Все эти прямые и косвенные влияния, сплетавшие жизнь и труд учеников, учителей и начальников, искупали во многом недочеты школы и составляли совокупно объективную,нетворимую систему, создавали военный уклад и военную психологию, сохранявшие живучесть и стойкость не только в мире, но и в войне, в дни великих потрясений, великих искушений, крушения идеалов.